С черного хода

Ладно… Положим, не майор, а такой же курсант, как все. Так что вперед. Делов-то… Натянул маску – наша группа передвигалась в лагере только в масках, затем шапку, вжикнул молнией меховой куртки и на улицу.

– Б-р-р… холодно, мать твою… – выматерился и прикрыл глаза от принизывающего ветра. Начало апреля, а мороз под пятнадцать градусов. Терра… чтоб ее…

Проскочил по аллее и постучался в дверь двухэтажного здания…

Неожиданно вместо дневального дверь открыл штабс-капитан – целый дежурный по учебному центру – и молча повел меня на второй этаж. Почему-то прошел мимо нужного кабинета и отпер дверь без номера в конце коридора. Приглашающе указал рукой внутрь, а после того как я вошел, запер дверь на ключ.

Что за на хрен?

В темном, едва освещенном настольной лампой малюсеньком кабинете, возле окна стояла девушка, одетая в такой же камуфляжный комбез, как и я.

– Не слышу доклада, курсант! – почти на правильном русском языке проговорила она, а затем, причитая и заливаясь слезами, бросилась ко мне на грудь.

– Кати! – я подхватил на руки свою женушку и закружился с ней по кабинету. – Катюша!

Вот же Исаев темнила! Я до последнего не подозревал, что он устроил мне свидание! Ну, что же… лучшего подарка я и не ожидал.

Катя, вдоволь наплакавшись, наконец потребовала ее отпустить и, направив настольную лампу на меня, сварливо заявила с совершенно русскими интонациями:

– Да что же это такое! Что же это делается! Во что они тебя превратили! Зря я тебя, что ли, откармливала! Сволочи! Вот я им…

– Лучше помолчи… – я закрыл ей рот поцелуем.

– Соскучился? – Катарина прижалась ко мне. – Ну подожди, подожди… у нас время до подъема есть. Я сейчас… Давай пакет…

В свертке оказалось немного еды и бутылка коньяка. Катя, позаимствовав у меня штурмовой нож, ловко порубила хлеб с колбасой, сорвала крышку с бутылки и набулькала в стаканы коньяка. Соорудила мне огромный бутерброд и сунула в руку стакан.

– Давай пей и ешь! Потом у тебя времени не будет.

И она оказалась права. Вскоре такое понятие, как время, полностью потеряло для нас смысл…

Наконец угомонившись и полностью обессилев, мы лежали на узеньком диванчике. Я прижимал к себе Катарину, а она невпопад и со вкусом матерясь на русском языке, вперемежку между всхлипами, жаловалась на такую жутко тяжелую службу. Хотя я так и не понял, что же там такого жуткого?

Так… мелочи. Обычная первоначальная воинская подготовка, чтобы обозначить понятие службы дамскому контингенту. Хотя справедливости ради скажу, Катя на саму службу и не жаловалась. В основном на дикую для нее армейскую бытовуху. Все остальное ей даже нравилось. Да и на бытовые мелочи она пеняла по инерции, дабы вызвать жалость. Женщины, что с них взять…

– Я не могу уже, милый… мои волосы превратились в паклю… – в очередной раз жалостливо всхлипнула Катарина. – Мне надо срочно в салон красоты…

– Я бы не сказал… – я погладил рукой по шелковистым локонам. – Что-то ты, кажется, немного преувеличиваешь?

– Бесчувственный ты, Алекс, – горько вздохнула шведка. – Нет, чтобы пожалеть.

– Так я жалею…

– Вот и жалей… и вообще, чего ты лежишь бревном. Знаешь, как я соскучилась? Делай же что-нибудь…

– Что именно? Скажи на ушко…

– О-о-о… я бы хотела…

Что она хотела, я так и не узнал. Раздался деликатный стук в дверь.

– Черт… – ругнулся я и метнулся к двери. – Кто? Что?

– Закругляйся, Ротмистров, – сообщил мне голос Селиванова. – Боевая тревога. Я жду…

Такого потока изощренных русских ругательств, да еще в устах своей жены, я не ожидал. Вот бы чему хорошему от своих новых подружек научиться, так нет – начала с универсального средства коммуникации.

– Это не очень хорошие слова, Кати, – тактично заметил я, стараясь не рассмеяться.

– Зато очень к месту! – возмущенно зашипела Катарина. – Весь кайф обломали, суки позорные. Все, решено. Уходим на дембель, и не смей спорить со мной. В гробу я видела эту службу. Я в университет преподавателем пойду, а ты домохозяином будешь…

– Хорошо, милая. – Я прижал ее к себе. – Вот разберусь, что там случилось, и поговорим с тобой.

– Ладно… – Катя намочила мне щеку слезами. – Знали, на что соглашаемся. Иди уже… убей там всех, или чем вы там собираетесь заняться. Иди. Но мы с тобой поговорим еще на эту тему…

Последние поцелуи, и я вылетел за дверь. Селиванов глянул на меня и хмыкнул:

– Сочувствую, Ротмистров.

– Мне от этого не легче, капитан.

– Разговорчики, курсант. – Селиванов усмотрел в моем ответе некое посягательство на свой статус и мигом прекратил панибратство. – Слушай команду. Бегом в расположение, экипировываться по полной выкладке, согласно штатному расписанию. Затем сбор в зале инструктажа. Выполнять…

М-да… интересно, куда и зачем? Я побежал в расположение, где мне стало еще интересней. Личный состав спал без задних ног, а в каптерке одевались только Пашка Синицын и Доджи Тамеркулов – бурят из соседней группы. Оба поручики и оба из воздушно-десантного корпуса, только из разных разведбатов. Вполне боевые офицеры, причем отмеченные немалыми наградами и, самое главное, одни из самых успевающих в группе.