С чистого листа 2

— Нам просто нужно избавиться от детей, — сказал я, от чего Мэрилин рассмеялась.

В этот момент в гостиную забрела Холли. Я взглянул на нее и спросил:

— Когда твой день рождения?

Моя дочь удивленно на меня посмотрела.

— Двадцать третьего июля.

Я торжественно кивнул.

— Как и в прошлом году. И сколько тебе будет?

— Мне будет одиннадцать.

— Превосходно. Всего семь лет осталось, — объявил я.

— Осталось семь лет до чего?

— Семь лет до того, как тебе стукнет восемнадцать и я смогу выставить тебя из дома! — и я выскочил из своего кресла и начал гоняться за ней по гостиной.

Холли начала визжать и убежала, и спустя мгновение к ней присоединилась Молли, которая только вышла. Потом подскочила Пышка и начала скакать по коленям Мэрилин. Через пару минут близняшки, визжа, умчались по коридору и громко захлопнули дверь своей спальни.

Мэрилин начала чесать собаке брюхо, отчего та угомонилась.

— Нам обязательно ждать, пока им не исполнится восемнадцать? — спросила она.

— Зачем ждать? У нас здесь десять гектаров. Если мы выроем достаточно глубокую яму, никто их не найдет! — и я ушел на кухню готовить ужин.

К августу я получил звонок от Хеден Штайнер, которого боялся. Я связывался с Такером Потсдамом и парой человек из Бакмэн Групп на протяжении всей весны и лета. Джон Штайнер сказал нам, что после прощальной вечеринки никто из нас не увидит его до самых похорон, и он был верен своему слову. После их кругосветного круиза они вернулись домой, пробыли там пару дней и затем улетели в Европу на длительный тур и отдых. Они оставались в Европе до начала июля, когда состояние Джона ухудшилось, и рак вместе с болью развились и усилились. Они вернулись домой, и уже дома за ним ухаживали сотрудники хосписа. Он скончался на второй неделе августа.

Как я и обещал ему, я выступил в роли одного из несущих гроб, и дал речь на прощальной службе. Я уже не помню, что говорил; я записал все слова, но даже не доставал листок из кармана и просто говорил от своего сердца. Казалось, никто не заметил, и все прорыдались. Среди присутствующих я увидел, что там сидит мой отец, но я был намного ближе к Джону, чем к своему отцу. Мы не разговаривали. От этого мне стало вдвойне хуже. Я осознал, что умер не только один из моих ближайших друзей. Для меня умер еще и мой отец. Той ночью я выпил намного больше, чем стоило, просидев дома в своем кабинете.

А затем все вернулось к работе. В Вашингтоне был основан Институт Возрождения Америки. Марти нашел парня по имени Портер Боурдман из Института Като, который хотел подняться выше в мире, и передал его имя Бобу Сиверу. По нашему указанию Боб озвучил ему несколько моментов, и мы начали заниматься финансированием. Единственными людьми, которые знали о том, чем я занимаюсь, были Сивер и Марти, и мы хотели, чтобы так и осталось. ИВА был основан якобы в качестве аналитического центра, посвященному «здравому смыслу», немного либертарианского. ИВА имел свой совет директоров и сотрудников для сбора средств, они могли нанимать юристов и лоббистов, и начать пытаться влиять на что-то.

Я не знал точно, чем все обернется, но Сивер сразу же поручил Боурдману нанять юридическую фирму, зарегистрированную в качестве лоббистов, чтобы начать продвигать «Защиту Второй Поправки». Его позицией было, что крупная спонсорская фирма хочет, чтобы он прошел. Поначалу только младший юрист и еще один сотрудник присутствовали на нескольких наших встречах с фондом Наследия. И все-таки надо было с чего-то начинать. В конечном счете, я бы мог отправиться в свой аналитический центр как обычный конгрессмен, предложить пару идей, поручить им написание самого законопроекта, а затем нанять различных лоббистов по необходимости. До тех пор, пока текли деньги, всем было плевать. Мы вложили за тот первый год пять миллионов.

Немалой частью процесса проталкивания проектов был «подсчет носов» - выяснение, кто как проголосует, и почему. В Палате у нас было достаточно голосов, чтобы перекрыть вето, но не в Сенате. Как бы я ни ненавидел работать с Национальной Стрелковой Ассоциацией, но нам нужно было заставить их нагнуться. Единственным путем, как мой проект могли бы пропустить – это отказаться от идеи снятия запрета на боевое оружие. Для них же это было сродни анафеме, и ограничение емкости магазина до десяти патронов не делало ситуацию лучше. Единственное, что им действительно очень понравилось, это пункты про обоюдные разрешения и требование ко всем штатам выдавать их (и им очень понравились эти пункты, отчего все остальное становилось для них приемлемым). Опять же, в Палате этот вопрос был решен, но достать себе десять сенаторов-Демократов стало бы нелегкой задачей – читай, затратной. На это бы потребовалось огромное количество вложений в кампании.

Нужно любить Конгресс. Это лучшее, что можно купить за деньги.