С чистого листа

Но сон был настолько ярким, что я еще не отделался от него, поэтому продолжаю двигаться к двери. Меня обдает холодным воздухом, но ничем таким не пахнет. Ни огня, ни дыма. Я продолжаю прижимать к себе все, что успел схватить: дедушкины часы, садок, пачку бейсбольных карточек, зарядку для телефона (но без него самого). Куртку я, конечно же, прихватить забыл.

Что-то случилось в доме напротив. Вдоль него выстроились пожарные машины, «Скорая помощь» и два полицейских автомобиля. Я думаю, что там, наверное, какие-нибудь наркобароны, лаборатория по производству наркоты, а может, даже террорист. По-моему, было бы здорово, если бы у нас на улице оказался террорист, потому что городок Амос, штат Индиана, – ужасно скучное место.

– Чей это дом? – слышится сзади мамин голос.

– Стром, Штейн… – Это уже папа.

– Страут, – подсказывает Маркус, которому двенадцать лет, почти тринадцать, и который знает все.

Я опережаю его:

– Страуты съехали оттуда давным-давно.

И с тех пор дом стоит пустым. Никогда не видно ни входящих туда, ни выходящих оттуда.

– Нет, не съехали, – встревает мой семилетний брат Дасти, прыгая на одной ноге. – Мы с Тамсом на прошлой неделе ходили туда и заглядывали в окна.

– Дасти, – укоризненно качает головой мама.

– А что? Мы хотели посмотреть на толстую девчонку.

– Не надо говорить «толстую». Это невежливо.

– А учительница говорит, что «толстый» – такое же прилагательное, как «красивый» или «симпатичный». Это плохое слово, только когда люди говорят «слушай, ты, толстяк» или «эй, погляди-ка на того толстомясого».

Мама бросает на папу хмурый взгляд, словно говорящий «это все твои штучки», а папа строго произносит:

– Дастин! – Однако я вижу, что он еле сдерживается, чтобы не рассмеяться.

– Это как миссис Бакли? – спрашиваю я. Дасти таращится на меня, все еще стоя на одной ноге. Потом кивает. Я тоже. – Тогда все понятно. – Миссис Бакли – очень габаритная женщина.

– Джек, – вздыхает мама. Моя мама все время вздыхает. – Так, все обратно в дом. Здесь холодно. А вам завтра всем в школу.

Если мы ее не остановим, она выдаст сто одну причину, по которой нам необходимо уйти с лужайки.

И тут с ревом и воем сирен подъезжает еще одна пожарная машина, а за ней с грохотом плетется белый грузовик, из которого вытягивается кран.

Кран.

Мы молча наблюдаем, как пожарные, полицейские и строительные рабочие, которые вдруг оказываются повсюду, ставят огромные прожектора. Входная дверь в дом открывается и закрывается, люди суетятся, как муравьи, пробираются через сад и исчезают внутри, а потом блокируют улицу. Теперь уже во всех домах горит свет и лужайки заполнены зеваками. Мы прямо напротив места происшествия, можно сказать, в первом ряду.

К нам подходит какой-то мужчина, засунув руки в карманы и оглядываясь через плечо на эту суматоху.

– Прямо не верится, а? – кивает он в сторону того дома.

– Мне тоже, – отвечаю я, и тут в разговор вступает папа:

– Я думал, этот дом пустует.

Он говорит это подошедшему мужчине, который встает рядом с ним, и они вместе смотрят за происходящим. Мне становится как-то легче от мысли о том, что отец, наверное, его знает, а потом мама называет мужчину Грегом и спрашивает о его дочери Джослин, которая учится в школе Пресвятой Девы Марии, и именно так я узнаю, что это мистер Уоллин, наш ближайший сосед.

Я стою там в окружении пожарных машин, прожекторов и гигантского крана, размышляя об этом своим мозгом и думая, что он каким-то чудным и странным образом отличается от мозгов Маркуса, Дасти и всех остальных, кого я знаю. Он настолько чудно от них отличается, что в последний год я пишу о нем – не историю своей жизни, а нечто вроде журнала записей на тему «Это я, это то, что я думаю», потому что хочу понять, как все устроено. Другие мозги – простые и незамысловатые, и в них есть место мистеру Уоллину и его дочери Джослин, тогда как мой мозг, кажется, создан для куда более значительных вещей. Для бейсбола. Физики. Аэрокосмического конструирования. Возможно, для президентства. По этой причине я нечасто смотрю фильмы по телевизору. Я говорю себе, что мой мозг слишком занят более важными мыслями, чтобы следить за персонажами.

Я гляжу, как подкатывает телевизионный фургон, приехавший из самого Индианаполиса, и снова думаю: «Террористы». В том смысле – кому же еще там быть?

Либби

13 лет

Такое чувство, будто ты задыхаешься.

Оно, наверное, такое же, когда тебя душат.

Мой мир опрокинулся и сделался легким и невесомым. Возможно, он скорее напоминает парение в невесомости. Я пытаюсь пошевелить головой. Руками. Ногами. Но не могу.

Когда я была маленькой, мама читала мне рассказ о девушке, которая жила в саду и которой никогда не разрешали выходить за окружавшие сад стены. Она знала лишь тот сад, и для нее он был целым миром.

Сейчас я думаю об этой девушке, пытаясь дышать. Вижу лицо отца, но он где-то далеко-далеко от меня, словно я облетаю Луну, а он на Земле, и стараюсь вспомнить название рассказа.