С чистого листа

Она откидывает волосы с шеи, и мне хочется сказать: «Не надо. Ты исчезнешь с глаз моих». Но потом, похоже, меняет решение – возможно, вспоминает, что я ей это уже раньше говорил, – и снова распускает волосы.

Затем она подает мне что-то завернутое в рождественскую подарочную бумагу со множеством бантиков.

– С днем рождения. Если ты не догадался, рождественская бумага нравится мне больше всех.

– Не стоило беспокоиться.

– Мне так захотелось. Открывай.

Я сдираю обертку, и бантики буквально разлетаются по сторонам. Она берет один из них и вставляет себе в волосы над левым ухом. Потом еще один и цепляет его мне на джинсы у коленки. Я тоже подбираю бантик и насаживаю его себе на кончик носа, а еще один – на кончик носа ей.

Она гнусавит из-под бантика:

– Пожалуйста, открой.

Это книга. «Мы живем в замке», написанная Ширли Джексон. Сперва я в полном ауте. Интересно, а она-то знает? Наверняка знает, что это именно я послал ей книжку в больницу. Смотрю на нее, но она улыбается такой широкой и открытой улыбкой, что я убеждаюсь: нет, она ничего не знает.

Пролистываю книгу. Это не тот экземпляр, который я послал ей много лет назад, но все же изрядно потертый, много раз читанный.

– Я не знала, что тебе подарить, потому как что же подарить парню, у которого есть все, включая неумение узнавать лица? Так что решила подарить тебе то, что люблю сама. Это моя любимая книга. Тебе необязательно ее читать, но девушка, Мари Кларисса – все зовут ее Маркиса, – напоминает мне, э-э-э, меня, кажется. И… не знаю. По-моему, ты тоже чем-то на нее похож, наверное.

– Обязательно прочитаю, – улыбаюсь я ей. – Спасибо.

И мы оба ощущаем то, что похоже на мгновение счастья. Воздух внезапно наполняется не бантиками, а каким-то электрическим током, связывающим ее сиденье с моим.

Она совершает невозможное – обрывает ток, заговорив первой.

– Ну что, готов?

– Целиком и полностью.

Сначала я словно окрылен. Болтаю без умолку, рассказывая ей обо всех онлайн-тестах, которые проходил, и о человеке с прозопагнозией по имени Билл Чойссер, живущем в Сан-Франциско, том самом бородаче, который написал книгу об этом синдроме и выложил ее в Интернет в свободный доступ. О том, как неумение узнавать лица проявляется в школе, отражается на работе, отношениях с людьми и вообще жизни.

Но чем ближе мы подъезжаем к Блумингтону, тем больше я сникаю. Я просто чувствую, как сдуваюсь. Что я там узнаю? Сможет ли доктор Амбер Клайн помочь мне? Или мне лучше вместо этого поехать в Нью-Хэмпшир на встречу с Брэдом Дачейном? А что, если вся эта поездка – пустая трата времени? А вдруг мне скажут, что у меня какая-то серьезная болезнь? Что, если я узнаю, что это не прозопагнозия, а рак мозга?

– Я почти чувствую, что ты сейчас напряженно размышляешь. – Я смотрю на нее. – Ты забыл, что в машине еще и я?

Я так далеко забрел в дебри своих мыслей, что да, почти забыл.

– Извини.

Мы проезжаем указатель «Блумингтон – 15 км». Я чувствую, как душа у меня уходит в пятки и оказывается где-то в районе педали газа.

– А здесь радио есть?

– Радио здесь есть. А ты как думала, женщина? Господи Боже.

Жму на кнопку, и «Ленд Ровер» заливает музыка, забивающая все пространство между нами. Я пытаюсь сосредоточиться на словах, на мелодии, но тут Либби начинает крутить ручку настройки и выискивать песни, и мне кажется, что мой мозг распадается на части – части слов, части мелодий, части мгновений, части всего.

Наконец она находит понравившуюся ей песню и просто заводится от нее.

– Диско? Ты что, шутки со мной шутишь?

Я тянусь к приемнику, но она хлопает меня по руке. Я подлезаю под ее руку, но она снова шлепает меня, и дело теперь не в том, чтобы выключить музыку, а в том, чтобы коснуться ее, и руки наши как бы флиртуют. Наконец, она хватает меня за пальцы и сжимает их. И электрический разряд искрит у меня из большого пальца, мизинца и всех остальных. Я закашливаюсь, потому как что вообще происходит? Обращаюсь к машине:

– Извини, что такое с тобой случилось, крошка. Извини, что тебе пришлось это услышать. Извини, что мне пришлось это услышать. Извини, что я все еще это слышу.

– Что?! – кричит Либби. – Я тебя не слышу из-за своего пения и этой классной песни!

Теперь она поет во все горло и танцует. Она отпускает мою руку и объявляет:

– Импровизированный дансинг!

И продолжает петь, но теперь танцует вовсю, словно оказалась на сцене.

– Я люблю любить, но мой милый любит плясать, он хочет плясать, он любит плясать, он должен плясать.

– Какого чер…?