С чистого листа

– Мне скоро исполняется восемнадцать.

– Когда?

– Первого октября.

Она возвращает мне телефон, снова принимается изучать приборную доску, а потом смотрит на меня широко распахнутыми янтарными глазами.

– Тогда поехали.

– Что?

– Как только тебе исполнится восемнадцать. Поедем в Блумингтон.

– Правда?

– Почему нет?

Я еще не до конца понимаю, что происходит, устремляю на нее взгляд, а она пристально смотрит на меня. И наши взгляды словно переплетаются, как руки. Мы сидим так до тех пор, пока сигнал автомобиля не заставляет нас одновременно подпрыгнуть на месте.

* * *

Я жду, пока они уедут, после чего направляюсь в контору Масселина. При этом я нахожусь в таком чудесном расположении духа, что даже в общении с отцом веду себя достаточно прилично. Меня немного достает его удивление таким моим поведением, поэтому я делаю еще шаг навстречу и рассказываю ему про робота, которого мастерю для Дасти. Он будет ростом с самого Дасти, может, даже еще выше. И он будет разговаривать. Это будет самый лучший робот во всем мире, черт возьми!

Надо отдать отцу должное. Он тоже достаточно вежлив и задает вопросы по сути дела. О Монике Чапмен мы не говорим. И об электронных письмах тоже. На какую-то минуту я даже думаю примерно так. Может быть, на этом все и закончится. И дальше распространяться не будет, оставаясь именно на таком довольно безопасном расстоянии. Может, так и будет длиться вечно?

Через два часа, когда я снова забираюсь в машину, в салоне все еще витает ее аромат. Запах солнечного света.

Либби

После обеда мы с папой и Джорджем смотрим телевизор. Папа ест виноград, отрывая от кисти одну виноградину за другой. При этом он запрокидывает голову назад, высоко подбрасывая виноградины и ловя их ртом. Джордж в это же время пытается прихлопнуть их передними лапами. Я тоже закидываю голову назад и ловлю виноградину, после чего долго мусолю ее во рту, как самое вкусное для меня лакомство, потом прокусываю кожицу, и ягода взрывается у меня во рту, доставляя немыслимое удовольствие.

Я сегодня была в ударе. Зажгла спортзал. Меня надо было видеть! Я пытаюсь наверстать упущенное и пользуюсь каждым моментом, чтобы вернуть время, потерянное оттого, что я не могла даже подняться с постели. Танец живет во мне! Вот подождите, посмотрите еще на меня, когда я буду пробовать выступать вместе с «Девчатами». Я всех поражу. Буду танцевать всем сердцем, и они это сами увидят.

– Как там этот парень, Масселин? Все в порядке? Он оставил тебя в покое?

– Он меня не трогает. – Или, во всяком случае, в известном смысле не трогает.

– Либбс, ты же знаешь: со мной можно разговаривать на любые темы.

И я чувствую, как начинаю краснеть. А вдруг папа умеет читать мои мысли? Вдруг он видит, как я, вот прямо сейчас, лакомясь виноградом, одновременно пытаюсь мысленно раздеть Джека Масселина?

– Я помню, пап.

Впервые в жизни мне не хочется с ним разговаривать. Только не о Джеке и не о письмах. Если я начну этот разговор, он станет волноваться за меня, а он из-за меня уже и так волнуется вон сколько времени.

– Мне первого октября нужно будет прогулять школу. – После смерти мамы папа заставил меня пообещать ему, что он всегда будет знать, где я нахожусь. Ну, хотя бы на это я еще могла согласиться. – Одному моему знакомому нужно поехать в Индианский университет, чтобы обследоваться.

– Что это за знакомый?

– Ну, один парень из нашей школы. – Я не говорю, что это Джек. Мне кажется, достаточно уже того, что я признаюсь отцу в том, что собралась прогулять занятия. – Ему уже приходится туго, и я хочу его таким образом поддержать.

– А контрольных в этот день у вас не предвидится? Ничего серьезного ты не пропустишь?

– Нет, об этом мне ничего не известно.

– А это будет… ну…

– Свидание? Нет.

Нет, не думаю. Да нет же. Но я все же задумываюсь: а не может ли это путешествие действительно превратиться в самое настоящее свидание?

– Нет, – повторяю я. – Я сама предложила туда поехать.