С чистого листа главы 100-165

Чарли все еще был в море во время рождественских праздников и Нового года, но мы ожидали, что он может появиться дома в любой день. Его уже повысили до рядового первого разряда. Я с нетерпением ждал момента, чтобы снова его увидеть, и спросить, как ему это все нравится. Я всерьез надеялся на то, что он все-таки вырос и определился с тем, чем хочет заниматься по жизни. Если бы он все еще хотел оставаться в морской пехоте, то ладно, я бы просто заткнулся и позволил ему это. Он был уже взрослым. Если бы он решил заняться чем-то еще, может, даже вернуться к обучению после своего путешествия, это бы тоже подошло. Я все еще считал, что, несмотря на весь свой патриотизм и историю семьи, он вступил в те ряды просто потому, что не нашел ничего лучше.

Где-то в уголках моего сознания я все же также был напуган тем, что надвигалось. Еще до конца того года практически никому не известная исламистская террористическая группировка собиралась объявить войну Америке. Джордж Буш бы воспользовался этим, чтобы ввести нас в две катастрофичные войны, которые обернулись бы десятками тысяч смертей американцев и множеством жертв. Чарли мог бы попасть в самую гущу, если бы я только не смог изменить ход истории.

Мог ли я изменить историю? Я просто не знал. Некоторые моменты изменились, но общий курс движения человечества был направлен в ту же сторону. Научная фантастика описывает некий «эффект бабочки», где взмах крыльев маленькой бабочки, пройдясь всего лишь в паре воздушных потоков, мог спровоцировать нечто более глобальное, и полностью выходящее из-под контроля, пока не изменится абсолютно все. Но подобного не происходило. Еще с 1968-го я намахался в куче воздушных потоков, но все практические аспекты этого мира остались неизменными. Это выглядело так, будто если бы я ничего не сделал, это все равно бы сделал кто-то другой. Значило ли это, что у меня не было ни шанса изменить ход истории?

До этого я не особо пытался. Да и как я это мог? Я мог знать, что космический шаттл взорвется, но как я мог это предотвратить? Сообщить об этом? Кому? Какие у меня могли быть доказательства? И после того, как все случилось, все захотели бы выяснить, откуда я это знал. Что бы я сказал им? Это же просто невозможно!

Я просто не знал, что я могу сделать, чтобы предотвратить грядущую катастрофу.

У меня был хороший шанс сесть и пообщаться с сыном за неделю до инаугурации, и я спросил у него о планах. Его корабль прибыл и он две недели отпуска провел с нами. Чарли немного вырос, по крайней мере, в том, что он не стал сразу же острить в ответ. Вместо этого он просто улыбнулся и покачал головой.

– Еще не знаю, пап.

Я же только кивнул. Я заметил, что муштра выбила из него немного спеси. Он был уже намного взрослее, чем когда уходил. Но это взросление не затронуло всего. На его правой руке красовалась огромная татуировка логотипа морской пехоты в виде глобуса и якоря. Когда я сказал ему, что надеялся, что это было больно, он только ухмыльнулся и сказал:

– Не так сильно, когда пьешь!

Инаугурация проводилась по закону в субботу двадцатого января. Я присутствовал на инаугурации в 1996-м, но боролся с гриппом во время события в 92-м. Предполагалось, что это радостное празднование чудес демократии, но как я это видел – это было просто огромной занозой в заднице! С самого рассвета начинались завтраки, молебены и вся связанная с этим бессмыслица. Уже потом, ближе к полудню начиналась сама инаугурация. У нас выступали различные люди, играла музыка, Билли Грэхем что-то цитировал, и затем первым присягу давал я, может, где-то в половине двенадцатого утра. После этого все снова начали бы валять дурака, и затем, в полдень, присягу должен был давать Джордж. Он бы дал речь, снова бы начались игры и забавы, затем парад, и уже потом я бы перевел последние пять миллионов на его банковский счет.

Самой большой проблемой было, что все это проходило на улице в январе! У нас была отличная возможность к чертям отморозить задницы. Президенты умирали в процессе такой пытки! Почему этого нельзя было сделать в ротонде Капитолия – было вне моего понимания.

И весь день до инаугурационных вечерних балов по всему городу были роскошные встречи и церемонии, которые нужно было посетить. Потом нам нужно было поехать на балы – на несколько. Их было восемь, все до ужаса формальные, по всему Вашингтону, и нам нужно было появиться на каждом из них. Это было не столько празднование инаугурации, сколько празднование истощения! Балы начались в семь вечера, и продолжались до самой полуночи. Ожидалось, что мы там появимся, скажем что-нибудь хорошее, потанцуем и затем попробуем что-нибудь из еды и выпивки. Нам на все про все давалось по полчаса.