Я издал нечленораздельный стон и швырнул свой бокал через всю комнату, он ударился о книжную полку и, не разбившись, упал на ковер. Я поднялся и подошёл к бару, где стояла бутылка "Саnаdiаn Мist", и налил себе крепкую дозу виски. Я залпом выпил все это, но легче не стало, и я смел все в сторону. Ко мне подошла Мэрилин и, вцепившись, обхватила меня руками:
– Карл, что не так? Что стряслось?!
Я хотел оттолкнуть ее, но она крепко в меня вцепилась.
– Я не хотел этого! Никогда не хотел ничего подобного! Я не хочу, чтобы из-за меня погибали люди! Почему же вышло, что я стольких убил?! – я высвободился из ее рук, схватил ещё один стакан и наполнил его виски. Затем я немного отпил и попытался вспомнить какую-нибудь хорошую цитату о выпивке, но на ум ничего не приходило.
Мэрилин, севшая рядом со мной, была напугана, но она не пыталась меня остановить. Я никогда не бил жену. Я никогда не бил женщин вообще. Но если бы она попыталась заставить меня перестать пить, я бы, наверное, ее ударил. Я так и сидел у бара и выпивал эту бутылку виски.
Я просто хотел прекратить эти убийства. Скольких американцев я уже убил? Сколько тысяч американцев погибло из-за того, что я решил, что они должны умереть? Сколько американских семей я разрушил? Мне было плевать на другие страны. У них были свои лидеры, которые могли о них думать. Я только заботился об американцах, которых я убил за эти годы. Сколько их было? Сколько отцов, матерей, сыновей или дочерей?
На следующее утро я проснулся поздно в кресле-качалке в гостиной, рядом со мной сидела Мэрилин. Моя голова слегка побаливала, но хуже было ощущение, будто в моем рту промаркирована целая армия. Мои язык и зубы казались отекшими и мягкими. Я не смог припомнить последнего раза, когда допивался до похмелья, но это наверняка было в колледже. С годами похмелье лучше не становится. Я взглянул на Мэрилин, и она с любопытством посмотрела на меня.
– Поговорить хочешь? – спросила она.
– Хочу душ принять, – ответил я.
– Без выпивки сможешь?
Я попытался бросить на нее презрительный взгляд, но не думаю, что у меня получилось.
– Никогда не понимал этой идеи с опохмелкой, – и я попытался выбраться из кресла, для чего мне понадобилось пару раз покачнуться в нем, чтобы набрать нужный качающий момент.
– Я становлюсь чертовски стар для этого дерьма.
– Будет лучше, если не спать в кресле, – ответила она.
Я снова взглянул на нее и затем направился в сторону ванной.
– Который час?
– Я позвонила вниз и сказала, что тебе нехорошо, но что ты наверняка будешь к обеду.
– Ага.
В ванной, пока я чистил зубы и проглотил почти полбутылки таблеток от головной боли, я взглянул на себя в зеркало. Я надеялся, что у меня на тот день не назначено никаких фотосъёмок, потому что мои глаза были настолько красными, что потребовалась бы коррекция. Затем я принял долгий душ, побрился, оделся, и выпил ещё пару таблеток. К тому времени, как я оделся, я уже почти чувствовал себя человеком, по крайней мере, не считая красных глаз.
Мэрилин ждала меня в гостиной.
– Лучше?
– Ага.
– Я больше никогда не хочу тебя таким видеть, Карл. Меня пугает видеть тебя таким.
Я кивнул:
– Я знаю. Прости за это. Иногда… – я не смог закончить фразы. Я продолжал думать о всех людях, которые погибли за меня.
– Карл, ты не убивал этих людей. Это Саддам Хуссейн убил их, а не ты! – сказала она мне.
– Ты не понимаешь. Это я отправил их туда, мою непобедимую личную армию.
– Чушь собачья! Это такой бред, и ты это знаешь! Они умирали не за тебя! Они умирали друг за друга! Ты же сказал мне это однажды, помнишь? Когда ты был в армии, я спросила тебя, погиб бы ты во имя флага, и ты сказал, что никто не умирал во имя флага. Все умирали за друзей рядом с ними. Так что не неси бред!
– Ты не…
– Не понимаю? Я понимаю достаточно! Я знаю тебя, Карл Бакмэн! Я знаю тебя лучше, чем ты сам! Если бы ты сам был на поле боя, то все эти вещи говорил и делал бы ты сам. Это тебя не касается! Не отнимай этого у этих людей! – яростно выпалила она.
Я пожал плечами. После этого я обнял ее и пробубнил какое-то извинение, после чего спустился вниз в свой кабинет. Несколько человек спросило меня, стало ли мне лучше, а если кто и заметил мои красные глаза, то они промолчали об этом.
В тот день я целенаправленно уходил от разговоров о курдской войне с кем-либо, и в тот вечер держался подальше от командного пункта. Мне не нужно было злить Мэрилин ещё больше. Я отодвинул все это на второй план на пару дней, пока на фронт прибывало все больше отрядов, и иракцам наносилось все больше ущерба.
К концу второй недели иракцы начали отправлять посланников в Швейцарию и оттуда в Саудовскую Аравию. Хуссейн мог остановиться, если бы мы покинули земли Ирака и дали ему поговорить с курдами. Когда Конди Райс сообщила об этом, в кабинете было несколько человек, и все дружно почесали затылки. Джон МакКейн уже вернулся в страну и сказал пару слов.
– Давайте скажу прямо. Они хотят, чтобы мы ушли, и они могли объявить о своей победе?
Она бросила послание на стол и ответила:
– Именно.
– Он сумасшедший!
Конди взглянула на меня, и я просто добавил: