С чужим ребенком

  Тут его мысли смешались, сердце бешено забилось. Он прижал к себе ее голову и попробовал языком ее помаду. Она имеет, решил он, сексуальный привкус. Да, именно так — сексуальный.

   Ему захотелось тотчас же отнести Джинни в спальню, опустить на кровать и зацеловать до бесчувствия.

   Словно издалека долетели до него слова Лидии, он повернулся к ней, пытаясь понять, о чем речь.

   — ...и пройтись по магазинам в Афинах, — закончила она.

  Так вот в чем дело! Они собрались отправиться в Афины! Без него! В Афины, где с ними может случиться все что угодно! Он просто обязан сопровождать их.

   — Я как раз собирался вернуться в Афины. Вы можете поехать со мной.

   — С тобой? — Лидия бросила на Джинни отчаянный взгляд.

   Филип, который в этот момент взял чашку Джинни и отпил немного кофе, ничего не заметил.

  А Джинни изо всех сил старалась не показать охватившего ее возбуждения. Конечно, надо было сказать Филипу, что это чисто женское мероприятие и ему там делать нечего. Но сейчас, когда на ее щеке еще не остыл его поцелуй, она не могла. И в конце концов, они ведь собирались остановиться в его квартире.

   — Но мы же только пройдем по магазинам, — пробормотала Лидия.

— Вы обе — женщины!

   — Поосторожнее! Это попахивает мужским шовинизмом, — сказала Джинни.

   — С каких это пор забота о женщинах стала называться шовинизмом?

   — С тех самых пор, как ею занялись такие высокомерные типы, как ты!

— Нелогично.

   — Ну какое это имеет значение? — попробовала утихомирить их Лидия.

   — Огромное! — не сдавалась Джинни. — Если бы Филип в детстве получал побольше шлепков от тебя и твоих сестер, он бы так не задавался.

— Задавался! — фыркнул Филип.

— Он не всегда такой, — сказала Лидия.

   — Сомневаюсь! — возразила Джинни, видя выражение его лица.

   — Джинни, а у тебя есть сестры? — спросила Лидия.

— Нет, ни одной.

   — Бедняжка! — посочувствовала Лидия. — Тебе, наверное, было очень одиноко, когда ты была маленькой.

   — Не особенно, — успокоила ее Джинни, — у меня же была...

  И вовремя прикусила язык. Чуть было не рассказала про Бесс! Лидия начнет интересоваться, Филип по ее ответам поймет, что она почему-то не хочет говорить про единственную двоюродную сестру, примется задавать вопросы и выпытает, что настоящая мать Дэймона — Бесс! А Бесс в качестве противника Филипа будет выглядеть более чем бледно. Ни в коем случае нельзя упоминать ее имени!

   — ...собака, — поспешила договорить она. — Маленькая пятнистая собачонка по кличке Чарли, страшно вредная.

   — Собаки — это не то же самое, что братья или сестры. У Дэймона обязательно должны быть братья и сестры.

  Джинни стало не по себе. Дети? Ее — и чьи? Филипа? Она украдкой взглянула на него. Он смотрел на нее с непонятным выражением. Интересно, подумала Джинни, какими были бы их дети? Он такой смуглый, с черными волосами, а она совсем светлая. Смешаются ли их цвета, или же его темный цвет заглушит ее светлый?

   Все, хватит. Скорей она полетит в Нью-Йорк впереди самолета, чем у них с Филипом будут дети. Ни у нее, ни у него таких планов нет! Он принадлежит своему миру, она — своему.

   — Все это ерунда, — сказал Филип. — Я пойду подгоню машину, а вы идите собирайтесь.

— Я только предупрежу няню.

  Джинни взяла на руки Дэймона и понесла в детскую. А потом прошла в свою комнату.

   Она села на кровать и попыталась все обдумать. Но постель источала слабый запах одеколона Филипа. Конечно, она не смогла сосредоточиться! Похожее чувство бывает, наверное, у человека, перебегающего улицу на красный свет в час пик: не знаешь, куда смотреть, а опасность со всех сторон.

   Джинни со вздохом встала и начала укладывать вещи. Придется обдумать все в другой раз.

   Эта поездка в Афины оказалась настоящей пыткой. Если бы какой-нибудь инквизитор додумался до чего-нибудь подобного, он мог бы считать, что прожил жизнь не зря. Так, во всяком случае, думала Джинни.

  Няня с детьми сидела сзади, а Филип, Джин ни и Лидия — впереди. Лидия, несомненно желая быть тактичной, пропустила Джинни в середину, поближе к Филипу. Джинни отказаться не могла.

  Сидеть с ним рядом было пыткой. Джинни чувствовала себя, как умирающий от жажды человек, который стоит по колено в воде, а нагнуться не может. И в довершение всех бед Дэймон вдруг поднял такой крик, что едва не заглушал шум мотора.

   — Может, я возьму его... — начала Джинни.

   — Нет, — отрезал Филип, — мальчик останется там. Если что-нибудь случится, ты его не удержишь, и он ударится о ветровое стекло.

  Джинни вздохнула, понимая, что он прав, но легче ей от этого не стало. Дэймон плакал так горько, словно ему открылась вся печаль человеческого существования.

   — Если он не успокоится, мы остановимся, выпьем чего-нибудь прохладительного. А ты попробуешь покормить его, — сказал Филип. — Немножко поесть может быть как раз кстати.