(с)дала на «отлично»

— Ты псих? Я понятия не имела, что граф и ты одно лицо! Я думала, ты работал в тот вечер в замке. Кем-то вроде помощника или охранника. Думала, именно поэтому и к Вике в охрану тебя взяли, потому что опыт есть… И мне было интересно… Хотя и обидно, что даже после всего, через столько лет, ты нашел ее и прилетел на крыльях любви…

— И это все? Поэтому ты ей не рассказала?

— Честно? Наслаждалась твоим несчастным видом… Наблюдала, как ты смотришь на нее влюбленными щенячьими глазами, а ей пофиг. Творит, что хочет. Решила переспать с профессором. Потом в него влюбилась. И так мило поделилась этими новостями с тобой… Знаешь, тогда, в машине, я упивалась твоим отчаянием. Мне казалось, это справедливо. Раз страдаю я, то должен страдать и ты. Знай Вика правду, она накинулась бы гарпией, душу из тебя вытрясла, кровь выпила и мозг вынула, но это была бы не та месть…

— Насладилась местью чужими руками?

— Насладилась…Только знаешь что, вот мало тебе.

— Мало?

— Мало!

— А ты жестокая, котенок!

— Вот давай теперь без всяких «котят», «деток», «заек», «малышей» и прочих обезличенных названий!

— Хорошо. Ты жестокая, Лиля!

— А ты ТИРАН, Василий! Или как мне тебя называть? Виссарион?

— Котик… зайчик… малыш… мне все нравится.

— Мгм… Охренеть просто! Ты заставил ее год прожить в чужой стране! Учиться ненавистной профессии! Хранить девственность! Это как вообще?

— Я психанул.

— ТЫ ПСИХАНУЛ?

— После того, как она меня отшила в аэропорту…

— О-о-о… Бедный мальчик! Отшили его величество!

— Согласен, перегнул…

— ПЕРЕГНУЛ? Котик, ты охренел?!

Общение выходило за рамки мирной беседы. Каждый из нас был на взводе, словно пружина в пистолете, готовый в любой момент разжаться, послав оппоненту пулю в лоб.

Лиля мерила шагами коридор. Туда-сюда. Туда-сюда. Как маятник Ньютона. Я ворочал вслед ей голову. Влево-вправо. Влево-вправо. Словно судья на чемпионате по настольному теннису.

Каждый из нас активно, я бы даже сказал агрессивно, жестикулировал. Ее глаза горели. Ее щеки пылали. От ее тонкого тела исходили горячие волны, и мне все сложнее было держать себя в руках и не терять нить разговора. Надо разобраться во всем здесь и сейчас!

— Я хотел, чтобы Ты выполнила все свои обещания! Точнее она выполнила все твои обещания. Сложно жить в Германии без знания языка. Со школой этой вообще все закрутилось… Я узнал, что Виктор Беккер делал запрос в благотворительный фонд, чтобы ему помогли с операцией для жены. Мы встретились. Елена уже тогда была слаба, но Вика ничего не знала. Мать просила сохранить все в секрете, тогда я и предложил ей место в школе на время, пока мать не пройдет курс лечения и реабилитацию. Беккеры охотно согласились…

— Как благородно. Чужими руками свои желания исполнять. Да, зайчик?

— На счет института… Мы все обсуждали в переписке, Лиль. Ты сама не знала, чего хочешь. Я просто подтолкнул. Мы ведь так и планировали.

— Мгм…

— Лиль…

— Дальше-дальше. Что на счет девственности скажешь?

— Что тут скажешь?! Ты — моя. Я не собирался никому тебя отдавать.

— ТВОЯ?

— Конечно. Это твои слова, цветочек. Я буду первым во всем, ты обещала. А после этого навсегда вместе.

— А если я скажу тебе, что не девственница?

— Я тебе не поверю.

— Почему?

— Чувствую это.

Лиля презрительно закатила глаза, а мне до боли в челюсти захотелось стереть эту маску с ее лица своими губами.

— Знаешь, что было самое ужасное в твоей мести?

— То, что она влюбилась в твоего брата?

— Самое ужасное было в ней разочаровываться. Каждый день я смотрел на Вику и не узнавал в ней девчонку, в которую отчаянно влюбился. Не понимал, куда делась мягкость, нежность, скромность… Впервые увидев меня в кабинете отца, Вика пообещала залезть ко мне в штаны, как предыдущему охраннику. Она кричала, материлась, как сапожник, вела себя, как взбешенный токарь после недельного запоя. Творила какую-то дичь! Каждый раз я снова и снова пытался отыскать в ней тебя… не понимая, что это в принципе не возможно.

— И ты ни разу не усомнился?

— Нет. Почему-то было проще поверить, что она сошла с ума…

— Ты не имеешь права так о ней говорить!

— Согласен. Я очень перед ней виноват. Мы оба виноваты.

— Виноваты…

Девушка совсем раскисла. Опустив плечи, Лиля замолчала, задумавшись о чем-то. Наверное, винила во всем себя, жалея подругу.

А все, чего хотелось мне, это вернуть, наконец, свою любовь туда, где ей самое место — в мои объятия.

Протянув руку, я щелкнул выключателем на стене. Коридор погрузился во мрак. Каким-то шестым чувством я ощутил, как напряглась Лиля. Притихла. Перестала дышать.

В два шага я оказался рядом и сгреб тоненькую фигурку в объятия. МОЯ. РОДНАЯ. НЕЖНАЯ.

— Знаешь, Лиля… — прошептал я, прижимаясь щекой к ее виску, — Если в конечном итоге, все привело к тому, что я снова здесь, снова с тобой… то я ни о чем не жалею.

И сделал то, о чем мечтал последние шесть лет. Накрыл ее нежные мягкие сладкие губы глубоким, жадным, голодным поцелуем, наслаждаясь тихими стонами своего, наконец-то, найденного Лотоса…

Глава 48

ВИКА

ГОСПОДИ ЗА ЧТО?