С дедушками не спорят

Неприятный тип медленно опустил хлыст и столь же медленно повернулся. О, сколько презрения, какую нескрываемую наглую издёвку могут выразить простые, казалось бы, движения!

Гоблин. Это был вовсе не мальчишка, а кочующий гоблин. Страшилка для детсадовцев. Молоденький: когти на лапах короткие, клыки из-под верхней губы выпирали совсем чуть-чуть. Зато под жалкими кустиками зелёной щетины на щеках багровели грубыми стежками ритуальные шрамы посвящения во взрослые.

Гоблин оскалился и поинтересовался яростным полушёпотом:

– Это меня ты назвал «малым», щенок?

Сквознячок пробежал по спине чалмика… По слухам любой намёк на низкий рост – смертельное оскорбление для гоблина.

Гоблин зашипел, сплюнул, резко пнул Гавроша по голени и с размаха ударил кулаком. В лицо.

Надо сказать, что за годы нормальной, цивилизованной, человеческой жизни Гаврош отвык от подобных «приёмчиков». Не то, чтобы чалмику вовсе не случалось драться… Но эти драки начинались (а чаще и заканчивались) ритуалом взаимных обидностей, пиханием друг друга в плечо, хватанием «за грудки». С принятия боевой стойки, наконец, и обсуждения условий поединка!

Гаврош сам не понял, как оказался на земле. И пропустил тот миг, когда Свинг ринулся на защиту своего чалмика. От удара пернатым крылом гоблин улетел в ёлочки, на чём дело могло и закончиться… Но – этот мелкий драк! Гнусный гоблинский драк! Крылатая зубастая жаба пренебрегала приличиями честного боя в той же мере, что и её хозяин. Тварь прыгнула и вцепилась в плечо Свинга.

Намордник! Гаврош не успел снять с драка намордник…

Свинг взвизгнул от боли, попытался стряхнуть зверюгу, но не сумел. Рычащий ком покатился по поляне. Гоблинский драк мертвой хваткой впился в плечо пернатого змея, а намордник мешал Свингу пустить в ход собственные клыки или ударить противника молнией.

Теперь уже Гаврош кинулся другу на выручку, но тщетно: что для двух взрослых драков худенький чалмик?

Из зарослей ельника выбрался гоблин и, к чести зеленокожего, без промедлений бросился Гаврошу на помощь. Даже вдвоём они с трудом сумели удержать раненого кетцалькоатля и разжать челюсти гоблинскому дракону.

Потом? Потом…

Вот какие-то события жизни вспоминаются в мельчайших деталях, последовательностях и взаимосвязях. А иные – что смятые в пластилиновый ком фигурки, что бессвязный, обрывочный кошмар – поди, разберись, где, что и откуда, да и случилось ли вообще?

Остаток того дня Гаврош помнит плохо, так, будто всё это происходило и не с ним. Гоблин помог и перевязать Свинга, и донести до города. Хорошо, что мама оказалась дома. В районной клинике бурлила скандалами очередь: заканчивался рабочий день, ветеринар велел не занимать… Всё же дождались. Раздражительный красноглазый толстячок бросил брезгливый взгляд на рану и предложил «усыпить».

Помчались в дежурную городскую. Таксист ругался, что Свинг запачкает салон, отказывался лететь, запросил вдвое.

В дежурной ветлечебнице повезло больше: и хирург на месте, и никакой очереди. Операция продолжалась почти два часа. Оказалось, что ветеринарам медсёстры не положены, так что асисистировали Гаврош и мама. Держали маску для наркоза, подавали лекарства, разные страшные инструменты, помогали бинтовать и накладывать шину.

Усталый немолодой доктор промыл рану, удалил осколки кости, поставил спицу, наложил швы. Помог вынести спящего Свинга из лечебницы, закурил, пока ожидали такси. На прощание пожал Гаврошу руку и, пряча глаза, сказал то, что запомнилось дословно:

– Плечо заживёт, но летать не сможет. А без неба драконы долго не живут.

Попробуй, попробуй забыть, не выйдет забыть… Да и вправе ли забывать?

От Эйфеллевой башни до Останкинской верхом на драке не больше пяти минут. Или четверть часа на метро. Или с утра до полудня пешком, если рядом ковыляет пернатый инвалид. Некоторые прохожие ругаются, что без намордника, ну да ладно.

А к морю? С Тверской по Немиге пересечь Манхеттен, потом два квартала Вильгельмштрассе и свернуть на Крещатик. По лестнице, что рядом с фуникулёром до Монмартра, выйти на Дерибасовскую и по Невскому до Трафальгарской площади. Сразу за Пер-Лашез ограда Останкинского дендропарка, а там – Пуэрта-дель-Соль, рукой подать до пляжа Капарике, полчаса быстрым шагом до Гейрангер-фьорда. Это тем, кто может передвигаться быстрым шагом.

Но чалмик и драк не ходили к скалам. С холмов вид на море ничуть не хуже.

Несмотря на мрачный прогноз, Свинг прожил год. И ещё один. Подолгу сидел на крыше, но в грозу предпочитал прятаться дома, под кухонным столом. Не боялся грозы, просто грустил… Дети любили драка по-прежнему. Хоть и не играли теперь в «кучу-малу», опасались растревожить раненое плечо, но не изменили воскресной традиции утренних встреч.

На третье лето, дождливым вечером в конце августа, пернатый змей вдруг забеспокоился, запросился на улицу. Дожди шли третий день. Свинг хандрил, кушал неохотно, Гаврош подкармливал друга с ладони шоколадом и огоньком зажигалки. На дворе дракон потащил за собой чалмика на задний двор, к запруде у Ниагары.