С добрым утром, Марина

— Да будет тебе измываться над матерью! Как же не пустить, ежли родная кровиночка. Один остался из всего рода Лопатиных.

Она вдруг всплакнула, но тут же слезы высохли. Сын увел ее в дом. А через минуту-другую Дарья Семеновна, высунувшись из окна, уже звала внука:

— Петюнька, куда запропастился? Иди-ка свежим вишневым вареньем угощу! Ешь сколь хочешь…

Мальчик не отзывался — то ли не слышал, то ли просто тянул время. В огороде уже желтели коробочки мака, он срывал их в подол рубашки, чтобы потом полакомиться всласть. Это занятие было для него куда интереснее, чем послушно сидеть за столом в доме и пробовать бабушкино варенье, как было в прошлый приезд. Дарья Семеновна опять позвала внука, громче и настойчивее, он с неохотою покинул огород.

Марина сидела на ступеньке крыльца, подставив солнцу влажные, недавно вымытые волосы. Было слышно, как Сергей Сергеевич подробно рассказывал матери о том, что ему давали путевку в санаторий под Сочи, а он отказался, решил провести отпуск в Гремякине. Зачем ему южное синее море и горные красоты, когда на свете есть тихая, чистейшая Лузьва! Песок на берегу превосходный, хочешь купаться — купайся, хочешь загорать — загорай. И все вокруг привычное с детства, родное. Голос его звучал громко, бодро, как у человека с отличным настроением…

«Ну, теперь она утешится, помолодеет душой», — думала Марина о хозяйке, улыбаясь.

Теперь ей не хотелось мешать чужой радости, она тихонько прошла в комнату. Надо было подготовиться к вечеру: выгладить платье, начистить туфли — ведь в клубе наконец-то состоится встреча Максима Блажова с гремякинцами. Разве можно было не волноваться? А вдруг вечер сорвется, не соберутся люди? Затеяла эту встречу, закрутила все, афиши вывесила возле клуба и в конторе, и вот тебе на — не справилась? Какой позор! Узнает в Суслони Каплунова — что подумает? Выходит, она, Марина Звонцова, такая же болтушка, несерьезный работник, как и Жуков? Ну нет! Не зря белили клуб, мыли полы, наводили во дворе порядок. Теперь только не ленись, тереби всех за бока. Покажи-ка, товарищ Звонцова, на что способна!.. Если бросить в пруд камень — круги пойдут, один за другим, один за другим. А может, тут есть и другая причина, почему так стараешься? Может быть, ей, одинокой молоденькой девушке, на которую кое-кто не обращает внимания, вот этой самой встречей журналиста Блажова с гремякинцами хочется доказать, что напрасно ее не замечают?..

«Вздор! Ничего не надо доказывать!» — сказала себе Марина и принялась гладить платье.

А в соседней комнате радостно гудели голоса.

После обеда Сергей Сергеевич, сытый, с побуревшими скулами, вышел во двор с топором в руке. Его голова на длинной шее легко поворачивалась, ухо ловило каждый звук на улице. Он обошел вдоль забора, прибил оторвавшуюся доску на крыльце, легонечко подтесал неплотно прикрывавшуюся дверь в сарае. Потом принялся колоть дрова. При каждом взмахе топора он громко крякал, поленья так и лопались у его ног.

Поглядывая на высокую, сгибавшуюся фигуру во дворе, Марина усмехалась. Отчего это мужчины, когда колют дрова, непременно ухают, крякают — легче рубить, что ли?

— Маманя, готовы дровишки, теперь я пошел! — сказал Сергей Сергеевич, прихорашиваясь перед уходом.

— Только ненадолго, родимый! — попросила его Дарья Семеновна, выходя вместе с ним за калитку.

— Покурю с мужиками и назад… В баньку схожу…

— Вечером курятинкой угощу по случаю приезда.

— От курятинки не откажемся. Готовить ты мастерица, хоть в ресторан тебя рекомендуй. Галина так не умеет.

— А вот приедет, уж научу ее, чтоб от гремякинских баб не отличалась. И белье снесем на речку постирать…

Когда Сергей Сергеевич пошел по улице, мать все смотрела ему вслед, все любовалась им. Она приоделась, повязала новый платок и выглядела теперь, как в праздник, — важной, торжественной. Петюнька без отца заскучал и пустился догонять его.

Дарья Семеновна сказала Марине:

— Знаю, куда подались! Когда приезжает, перво-наперво к ним отправляется, к строителям в бригаду. Не может без этого. Поработает, отведет душу…

Вернулся Сергей Сергеевич уже под вечер, когда солнце обошло Гремякино, светило над Лузьвой. Походка у него была усталая, тяжелая, руки висели как плети, но глаза смотрели цепко и колюче, отдавали каким-то особым веселым блеском. Мать собрала свежее белье, и он вместе с Петюнькой отправился в баню, стоявшую в конце огорода. Пока они мылись, Дарья Семеновна отнесла им бидончик с квасом, а затем принялась накрывать на стол. Они вернулись распаренные, промытые, с розовыми лоснящимися лицами. В движениях Сергей Сергеевич стал медлительным, неторопливо-экономным. Мать умиленно поглядывала на него: до чего же хорош, по-мужски крепок и складен у нее сын! Дай-то бог, чтобы и внук вырос таким же, полностью в своего отца…

— Ну, наблаженствовались в баньке-то? — спросила она с добродушно-довольной улыбкой, с какой разговаривала с сыном, когда тот был еще парнем, послушным и покладистым, ее надеждой, ее будущим. — Ужин на столе заждался.