Читаем С добрым утром, Марина полностью

— Я тоже буду учительницей, как мама, — сказала Милада.

Мать, довольная, рассмеялась. Павел Николаевич опять прошелся по кабинету, задумчивый и сосредоточенный. Вдруг он остановился перед Максимом, слегка качнулся на носках.

— Признаться, я действительно не очень-то охочий до современных романов и повестей. А почему, спросишь? Времечко для хорошей книги всегда можно выкроить. Да не в этом дело.

— А в чем же? — спросил Максим с вновь пробудившимся интересом к разговору.

Ему никогда еще не доводилось разговаривать с гремякинским председателем на литературные темы, и теперь он весь превратился в слух. Рука его машинально потянулась в карман за блокнотом, который по привычке всегда носил с собой, но тут же он сообразил, что все это ни к чему. Ведь не материал же для очерка он собирает!

А Павел Николаевич переглянулся с женой, как бы настраиваясь на одну с ней волну, и сказал нетерпеливо, даже горячась:

— Скучно, понимаете, скучно мне с героями иных книг! Вроде бы и умные, и делом хорошим заняты, но какие-то вчерашние они, герои-то. Живут тем, что люди уже давно пережили, чем переболели. А мне чего хочется? Душевного, отзывчивого собеседника, живущего тем же, чем и я. Чтоб встретиться с ним за калиткой, пройтись по улице или посидеть дома, в колхозной конторе, в районном кабинете да и разговориться, как с соседом… На работе мне никогда не бывает скучно, захватывает, несет, а вот с иной книгой позевываю и даже засыпаю. Вроде снотворного примешь на ночь.

— Ты уж как-то очень практически смотришь на литературу, — осторожно возразила Вера Гавриловна, как всегда, не сразу обнаруживая свое несогласие с мужем.

По своему журналистскому опыту Максим знал, что практики высказывают суждения об искусстве и литературе куда более откровенно, чем профессионалы, и почти всегда это бывает любопытно. Он подумал и заметил:

— Читатели у нас разные, и книги нужны разные.

Павел Николаевич развел руками, дивясь услышанному, и тут же заторопился:

— Так и я говорю сейчас не от имени всех читателей, а только от себя лично.

Он поерошил седеющие волосы; по всему было видно, у него отличное настроение, разговор в домашнем кабинете, среди книг, доставлял ему настоящее удовлетворение. Максим, однако, заметил, что Вера Гавриловна слушала мужа с выражением сдержанного протеста. Когда Павел Николаевич умолк, что-то обдумывая, она вздохнула и сказала негромко, с виноватой улыбкой:

— Мы часто спорим о книгах и кинофильмах. Мужу хочется, чтоб в искусстве все было, как в жизни, чуть ли не как в Гремякине…

— А как же иначе? — повернулся Павел Николаевич к жене. — Я практик, человек деревни. Уж если что читаю или смотрю, то действительно прикидываю в уме: в книге и в кино так, а как оно в жизни?

— Творчество — дело сложное, там свои законы, — возразила Вера Гавриловна и посмотрела на молчавшего Максима.

Тот думал, опустив глаза. Павел Николаевич в запальчивости стукнул кулаком по столу:

— Верно говоришь: сложное дело! Только ведь, к примеру, и председательствование в колхозе — не простая вещь. Ты мне дай читать про наше колхозное житье-бытье такое, чтоб я не думал, что это книжка, а сказал бы: «Вот она, сама жизнь! И герой, черт возьми, вроде ты сам, но в тысячу раз лучше, умней!» И пусть при чтении такой книжки душа моя ясность и силу обретает, а не мечется, как в потемках… Помнишь, Овечкина ты мне подсунула, когда я еще бригадирил? Всю ночь читал, а потом как бы жить стало легче. А вот недавно Вера дала мне книжку, в которой описывается колхозник Агафон. Живет, как жук, детей плодит, да водку пьет, да свистульки из глины делает и на базаре продает. Мельтешит, суетится на страницах блаженненькая душа. Критика наша поучает: какая глубина и тонкость переживаний, какая слитность с природой, с колхозной жизнью. А меня герой такой лишь раздражает, скучно с ним. Не согласие вносит он в мою голову, а неясность, тоску…

Павел Николаевич разволновался, даже скулы у него побурели. Вера Гавриловна посоветовала перебраться в другую комнату, где стоял уже накрытый стол. Но муж, захваченный собственными мыслями, спросил Максима, правильно ли он рассуждает. Ответ ему, собственно, был не нужен; он порылся в книгах на полке, достал одну, быстро полистал ее и вдруг вскинулся повеселевший, торжествующий:

— Вот, нашел ту страничку! Послушайте, что говорили классики. Я подчеркнул, когда читал. «Искусство есть водворение в душу стройности и порядка, а не смущения и расстройства». Для кого это сказано? Для будущих поколений, для нас.

— Это Гоголь! — подхватил Максим, изумляясь тому, что хозяин оказался таким любопытным собеседником.

— Надо бы почаще вспоминать эти слова! — воскликнул тот и поставил книгу на место. — Когда Вера прочитала мне это впервые, я ахнул. Верно, до чего же верно сказано. Ко всей нашей жизни эта мысль применима.

— Ладно, пошли все-таки к столу, — сказала польщенная Вера Гавриловна. — Там и продолжим наш литературный диспут. — Она рассмеялась и, взяв мужчин под руки, повела их в другую комнату.

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги / Драматургия / Проза
Волкодав
Волкодав

Он последний в роду Серого Пса. У него нет имени, только прозвище – Волкодав. У него нет будущего – только месть, к которой он шёл одиннадцать лет. Его род истреблён, в его доме давно поселились чужие. Он спел Песню Смерти, ведь дальше незачем жить. Но солнце почему-то продолжает светить, и зеленеет лес, и несёт воды река, и чьи-то руки тянутся вслед, и шепчут слабые голоса: «Не бросай нас, Волкодав»… Роман о Волкодаве, последнем воине из рода Серого Пса, впервые напечатанный в 1995 году и завоевавший любовь миллионов читателей, – бесспорно, одна из лучших приключенческих книг в современной российской литературе. Вслед за первой книгой были опубликованы «Волкодав. Право на поединок», «Волкодав. Истовик-камень» и дилогия «Звёздный меч», состоящая из романов «Знамение пути» и «Самоцветные горы». Продолжением «Истовика-камня» стал новый роман М. Семёновой – «Волкодав. Мир по дороге». По мотивам романов М. Семёновой о легендарном герое сняты фильм «Волкодав из рода Серых Псов» и телесериал «Молодой Волкодав», а также создано несколько компьютерных игр. Герои Семёновой давно обрели самостоятельную жизнь в произведениях других авторов, объединённых в особую вселенную – «Мир Волкодава».

Анатолий Петрович Шаров , Елена Вильоржевна Галенко , Мария Васильевна Семенова , Мария Васильевна Семёнова , Мария Семенова

Фантастика / Детективы / Проза / Славянское фэнтези / Фэнтези / Современная проза
Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза