С Ермаком на Сибирь

Про Зарифа рассказывали легенды. Он обладал, по словам таранчинцев и дунган, способностью проходить в день более трехсот верст. Или у него были двойники, или он мог одновременно появляться в разных местах. Его видели в Верном в образе продавца фруктов, разговаривающего с губернатором, и в тот же день он ограбил в Копальском уезде караван с чаем. Он проваливался сквозь землю, когда его окружали войска. Ездил он на особенном, пегом, белом с черными пежинами коне, едва ли не крылатом, и настичь его на обыкновенной лошади было невозможно. Он, наверно, знался с шайтаном, если только это не был сам шайтан, принявший на себя человеческое обличье.

Собраться сибирскому казаку в поход, в пустыню, хотя бы на месяц, – полчаса, не больше. Едва только Иван Павлович объявил на посту содержание гелиограммы и отделил сорок казаков на лучших лошадях, которые должны были идти с ним в набег, как уже казаки повели поить лошадей в Кольджатке, стали набирать ячмень в саквы и выносить всегда уложенные по-походному вьюки.

Фанни увидала эту суматоху и подошла к Ивану Павловичу, укладывавшему во вьюки консервы, чай, сахар, сухари и разную мелочь.

– Вы куда-нибудь уезжаете, дядя Ваня?

– Да.

– Куда?

– Принужден ответить вам грубостью. Какое вам до этого дело?

– Вы правы. Мне до этого нет никакого дела. Но так как я могу быть вам полезной, то я и спрашиваю вас об этом.

– Вы мне полезной в моей поездке быть не можете, а мешать будете.

Фанни надула губы.

– Кажется, я вам не мешала до сих пор.

Иван Павлович не ответил. «Действительно, – подумал он, – мешала она мне или нет? Стала с ее приездом моя жизнь лучше и уютнее или хуже? То стеснение, которое она делала, не окупалось ли оно ее хозяйственными способностями, а главное, ее милым, веселым характером?» Было бы жестокой несправедливостью сказать, что она ему мешала.

– Нет, не мешали. И я вам скажу: мы едем в военную экспедицию, в набег, в котором для женщины нет места.

– Почему?.. Нет, дядя Ваня, вы возьмете меня с собой.

И она бросилась переодеваться и приказала Царанке седлать и вьючить лошадь.

Она явилась на дворе, где уже строились казаки во всеоружии: в кабардинской шапке, лихо заломленной набок, с винтовкой за плечами, с ножом и патронташами на поясе.

– Фанни, – строго сказал ей Иван Павлович. – Вы не поедете с нами. Я вам это запрещаю.

– Я умоляю вас взять меня. Помилуйте. Военная экспедиция. Такой редкий случай. Дядя Ваня!

– Ни за что. И думать не смейте. Я не хочу рисковать вами… Да и своей служебной карьерой тоже.

– Дядя Ваня, я не стесню вас.

– И думать не смейте. Ни за что!

– Я сама поеду.

– Вы заставите меня употребить насилие. Я окружу вас казаками и со скандалом верну вас на пост.

Она заплакала.

– Дядя Ваня, это жестоко! За что вы со мною так поступаете?

Он молчал.

– Дядя Ваня, я все для вас сделаю, что вы ни попросите, только возьмите меня с собою.

– Я уже сказал вам, что не возьму. Потрудитесь идти в дом, переодеться в свое платье, расседлать ваших лошадей и терпеливо ожидать нас на посту, не смея никуда без меня отлучаться, так как неизвестно, куда бросятся разбойники, когда мы их нажмем.

– Вы гонитесь за разбойниками. И не берете меня, – простонала в отчаянии Фанни.

– Не беру-с!.. Потрудитесь идти в дом и переодеться…

Фанни знала характер Ивана Павловича и поняла, что дальнейшие разговоры бесполезны. Она замолчала.

Но она не пошла в дом и не переоделась, а решила ожидать во всеоружии на посту возвращения «счастливого» дяди Вани.

– Вахмистр, готовы люди? – крикнул Иван Павлович.

– Готовы, ваше благородие, – отвечал молодой, черноусый урядник Порох, бывший на посту за вахмистра.

– Носилки забраны?

– Забраны.

– Фельдшера и кузнец есть?

– Однако, есть.

– Господи, благослови! Айда, ребята, с Богом.

Иван Павлович сел на Красавчика и тронул его от поста. За ним стали вытягиваться казаки. Остающиеся десять казаков с пожеланиями счастливого пути проводили их до ворот с трепыхавшимся над ними вылинявшим русским флагом. Проводила вместе с ними и Фанни. Печальная, до глубины души оскорбленная, задетая за живое, она стояла у ворот и полными слез глазами смотрела, как спускался по красноватой песчаной дороге отряд всадников на маленьких пестрых лошадях. Тонкая пыль, озаренная последними лучами заходящего за горы солнца, вилась над ними и казалась золотой. Туманная даль, лиловые горы манили, суля неизведанные волнения, обещая новые переживания, обещая «приключения», которых так жаждало пылкое сердце Фанни.

Темная тихая ночь без луны незаметно надвинулась над пустыней. Загорелись яркие звезды и стали перешептываться между собой лучами, плетя бесконечную сказку мира. Фанни уселась у ворот на камни, поставила винтовку подле себя и стала внимать ночным шорохам земли: неумолчному шуму Кольджатки, тихому шепоту веками скользящих ледников и неуловимо тихому шелесту песков пустыни.

И волшебная темная ночь у подножия Божьего трона заколдовала ее.

X