С этим я справлюсь

– Последние два-три дня что-то похожее приходило дне в голову, – сказал он. – Но даже это не отвечает на все вопросы.

– Какие вопросы?

– Тебя это не касается! Я женился на тебе не с зажмуренными глазами. Любовь не всегда слепа…

– Оставь меня в покое!

– Не всегда терпелива. И не всегда нежна. – Видимо, в нем тоже взыграло выпитое.

Я старалась справиться с охватившим меня ужасом. С тринадцати лет меня ничто по-настоящему не пугало; я не боялась практически никого, даже полиции. Но теперь я чувствовала, что была неправа с самого начала. Трудно было сказать, поверил ли он мне, но даже если поверил, результат может оказаться прямо противоположным тому, на какой я рассчитывала. И хотя было уже поздно, я попыталась исправить положение:

– Марк, мы оба несем такой вздор! Мы слишком много выпили. У меня в голове все плывет. Давай поговорим об этом утром.

– Хорошо, – спокойно кивнул он и так же спокойно принялся расстегивать пуговицы у меня на платье.

Через миг я вырвалась и бросилась к окну; но оно было высоко от земли, внизу острые камни, а другого выхода из комнаты не было. Когда я повернулась, Марк схватил меня за руку.

– Марни!

– Оставь меня в покое! Ты не понимаешь, когда говорят «нет»? Пусти меня!

Он вцепился в другую руку, платье соскользнуло, меня охватило ужасное чувство, в нем смешивались смятение и отвращение, меня трясло от ярости. На миг я решила, что уступлю ему, пусть резвится, а сама останусь холодной статуей, мертвой, неподвижной и недоступной ни одному чувству, кроме ненависти. Посмотрим, как ему это понравится! Но в следующий миг я уже готова была бороться, царапаясь и кусаясь, как кошка, когда к ней подбирается кот, который ей не нужен.

Марк увлек меня к кровати и сорвал остатки одежды. Когда на мне не осталось ничего, он выключил люстру и теперь в комнату пробивался лишь слабый свет из ванной. Поэтому, наверное, он не увидел слез, покатившихся по моим щекам. И в полутьме он старался продемонстрировать мне, что такое любовь, только я застыла от ужаса и отвращения, и когда он наконец овладел мной, с губ моих сорвался стон поражения, не имевший никакого отношения к физической боли.

В окно лился дневной свет; я открыла глаза и увидела, что Марк сидит на стуле возле кровати. Должно быть, он смотрел на меня, и сразу понял, что я проснулась.

– С тобой все в порядке?

Я чуть заметное качнула головой.

– Вряд ли тебе было приятно, – шепнул он. – Прости.

Я воздела глаза к потолку.

– Мне тоже, – продолжал он. – Ни один мужчина не хочет, чтобы все происходило так, даже если думает, что хочет.

Я облизала губы.

– Ты, наверное, даже не понимаешь, что ты мне сказала… Это был удар ниже пояса. Ты швырнула мне в лицо всю мою любовь. Для тебя она ничего не значила, правда? Гроша ломаного не стоила. Так ты сказала.

Марк подождал, но я молчала, не собираясь отрицать.

– Тебя удивляет, что мне не понравилось? – заговорил он вновь. – И до сих пор не нравится. Я все ещё пытаюсь проглотить твои слова. И если это правда…

Я снова облизнула губы. Наступила продолжительная пауза.

– Сигарету? – наконец спросил он.

Я покачала головой.

– Выпьешь?

– Нет.

Марк старался вызвать во мне чувство вины, но я её не испытывала. Наконец он буркнул:

– Шесть часов. Постарайся опять уснуть.

Я продолжала смотреть в потолок. В голове моей было совершенно пусто, словно все, что было до этой ночи, стерлось в памяти. Я почти не видела Марка, только рукав его пижамы на краю постели. Я наблюдала за игрой света на потолке, – отражения поверхности воды за окном. Но я следила за ней так, будто крылся там для меня какой-то особый смысл.

Прошло не меньше часа, прежде чем я снова задремала, а когда опять проснулась, уже совсем рассвело. Марк заснул в кресле у кровати.

Я чуть повернула голову и взглянула на него. Он спал, уронив голову на грудь, и казался юным и хрупким, как никогда. Я перевела взгляд на его запястья, на плечи; ничто не говорило о той силе, которая в них скрывалась. Я вспомнила, как груб и жесток он был со мной ночью. В нем было что-то… кошачье, потому что его сила, как сила тигра, не бросалась в глаза. Я опять подумала о том, что случилось, почти безразлично, как под действием наркотика; но внезапно очнулась и воспоминания хлынули в мое сознание, заполняя его, словно стервятники, захлопавшие крыльями в пустой клетке.

Ужас и ярость – и больше всего ярость – подкатили к самому горлу. До сих пор глухая враждебность, которую я испытывала к Марку, походила на ту, которую чувствуют к перехитрившему тебя человеку. Это были раздражение и отчаяние – и ничего больше. В некотором роде он мне даже нравился. Но теперь все изменилось; словно какая-то зараза заставляла вскипать кровь. Если бы я могла, в ту минуту я бы его убила.