С Евангелием в руках

Фотография и телевидение фиксируют для нас то, о чем раньше приходилось рассказывать словами. Киноматериалы о матери Терезе или об отце Софронии Сахарове оказываются просто бесценными. Становится ясно, что Бога можно увидеть, когда смотришь на человека, который молится… если он умеет молиться и если его безмолвная молитва почему-то попадет в кадр. Последнее, разумеется, случается не часто.

Есть у молитвы еще один аспект: через нее Бог делает нас соработниками, включая в число тех, кому «хорошо и прекрасно быть как братьям вместе» (Пс 132: 1). Отсюда становится ясна важность и необходимость и общей молитвы. «Научи нас молиться», – просят Иисуса ученики.

Хотя в молитве значимо не прочитанное слово, а порыв нашего сердца к Богу, тем не менее иногда бывает крайне важно молиться именно по книжке. Прежде всего ввиду того, что таким образом мы присоединяем нашу личную молитву к молитвам тех наших братьев и сестер, живых и усопших, которые молятся сейчас и прежде молились этими же словами. Молясь по писаному тексту, молясь словами, записанными для молитвы тысячу или более лет назад, мы в молитве сливаемся воедино со всеми, кто вот уже сотни лет молится, используя эти слова.

Так наши голоса начинают составлять один хор с людьми разных поколений и эпох, так мы оказываемся в Церкви рядом и становимся современниками. Песнь «Свете тихий» поется вот уже почти тысячу восемьсот лет. Иоанн Дамаскин составил пасхальную службу, казалось бы, новую и никак не связанную с древним чином, много позже – в VIII веке. Однако, составляя ее, он включил в свой текст как фрагменты из проповедей Григория Богослова, с которыми тот обращался к своим слушателям в IV веке, так и другие древние тексты.

Вот почему всякий раз, совершая пасхальное богослужение, мы присоединяем свои собственные молитвы к молитвам Григория Назианзина и Иоанна Дамаскина. К молитвам тех неизвестных переводчиков, кто переводил с греческого эти песнопения на славянский, и всех, кто составлял напевы к этим текстам, наконец, к молитвам тех, кто столетиями использовал их, «едиными устами и единым сердцем» воспевая пасхальную песнь. Так молитва (невозможная без личного предстояния перед Богом в запертой на ключ комнате) преодолевает время и пространство.

К тому же слово писаной молитвы может иногда помочь нам выразить то, что мы сами хотели бы сказать, но не можем. Важно только, чтобы слово молитвы, записанной в книжке, не прочитывалось и не проговаривалось нами, а вырывалось из сердца как наше собственное. В противном случае мы сразу перестаем быть христианами и становимся язычниками, под формой христианства исповедующими какую-то свою языческую, совсем не православную веру, ибо христианство – это наши личные, живые и не устаревающие отношения с Богом как с Отцом, открытые нам Иисусом.

Впервые опубл.: Русская мысль. 1999. № 4253 (14–20 января). С. 20. (под заголовком «По книге и без: Молитвенный опыт в XX столетии»).

В поисках Вечного Града

Предисловие

Эта небольшая книга поражает читателя, увлекает его и завораживает. Она написана православным священником и, безусловно, является христианской, но это ни в малейшей степени не клерикальная книга. Объем книги невелик, и при этом изумляет ее насыщенность – мыслями, информацией, многообразием затронутых тем. Однако читателя не угнетает ни обилие информации, ни интеллектуальная изощренность, ни удивительная эрудиция автора, потому что в книге много воздуха благодаря удивительной внутренней свободе, ощущаемой в каждой строке.

С первого взгляда книга кажется фрагментарной – небольшие главки, содержащие воспоминания о детстве и юности, размышления о церковных праздниках и обрядах, рассказы об интересных людях, встречавшихся отцу Георгию, мысли о писателях и поэтах… В самом деле, «В поисках Вечного Града» – книга, далекая от систематики, не ученый труд (хотя и труд ученого, каким был отец Георгий Чистяков), но внимательный читатель усмотрит за внешней фрагментарностью единый тематический стержень. Всё многообразное содержание сосредоточено на… нет, не на какой-то идее, а на Иисусе Христе, Которого автор полюбил в детстве, когда впервые прочитал Евангелие: «Теперь всё неожиданно изменилось. Изменилась сама жизнь. Оказалось, что я просто не могу жить без этой книги, вернее, без этого человека. Тогда я не задумывался над тем, кто это – “один из пророков”, Сын Божий или простой равви из Назарета». Не случайно отец Георгий ссылается на Владимира Соловьёва, который считал, что «христианство – не учение, не система взглядов и не доктрина. Его собственное содержание есть Христос, единственно и исключительно Христос».

И вокруг этого стержня группируются все темы книги. Это – Библия во всём ее смысловом богатстве. Великолепная филологическая подготовка автора, глубокое знание греческой, латинской и славянской версий Писания проясняют понимание его глубинных смыслов.