С графом Мирбахом в Москве

На следующий день Чернин прибыл в Брест-Литовск.

В шесть часов я поехал к начальнику штаба главнокомандующего Восточным фронтом генералу Гофману и узнал от него интересные подробности насчет психологии русских делегатов и относительно заключенного перемирия. У меня было впечатление, что генерал Гофман, наряду со знанием дела и энергией, обладает и большой ловкостью и спокойствием, но также и большой дозой прусской грубости. Все это дало ему возможность заставить русских заключить весьма благоприятное перемирие, несмотря на проявившиеся сначала сопротивления...

Мы потом пошли вместе обедать. За столом сидел весь штаб главнокомандующего восточным фронтом в числе почти 100 человек. Этот обед представлял одну из самых курьезных картин, которую можно себе представить. Председательствует принц Леопольд Баварский. Рядом с принцем сидит председатель русской делегации, еврей по имени Иоффе, недавно лишь освобожденный из Сибири, далее сидели генералы и прочие делегаты. Кроме упомянутого Иоффе, наиболее выдающимся членом делегации является Каменев, зять русского министра иностранных дел Троцкого, который тоже был освобожден из тюрьмы революцией и играет теперь выдающуюся роль. Третьим членом делегации является г-жа Биценко, женщина с очень богатым прошлым. Ее муж мелкий чиновник, а она сама рано примкнула к революционному движению. Двенадцать лет тому назад она убила генерала Сахарова, губернатора какого-то русского города, которого за проявленную им решительность социалисты приговорили к смерти. Она явилась к генералу с прошением, пряча револьвер под передником. Когда генерал стал читать прошение, она выстрелила в него четыре раза и убила его наповал. Она была сослана в Сибирь, где провела 12 лет, частью в одиночном заключении. Ей тоже только революция возвратила свободу. Эта интересная женщина, которая в Сибири настолько научилась французскому и немецкому языкам, что она в состоянии читать, но не говорить на них, так как она не знает, как произносятся слова, - типичная представительница образованного русского пролетариата. Она необыкновенно тиха и замкнута, склад ее губ свидетельствует о большой решительности, глаза часто страстно вспыхивают. То, что происходит кругом нее, ей, кажется, в сущности безразлично. Только тогда, когда речь заходит о принципах международной революции, она внезапно просыпается, все выражение ее лица меняется и она напоминает хищного зверя, который внезапно увидел свою добычу перед собой и готов кинуться на нее.

После обеда у меня был первый длинный разговор с г-ном Иоффе. Вся его теория основана на том, чтобы ввести право народа на самоопределение во всем мире на самых широких началах и затем побудить эти освобожденные народы навсегда полюбить друг друга. Г-н Иоффе не отрицает, что такой процесс вызовет прежде всего гражданскую войну во всем мире, но полагает, что такая война, которая осуществит идеалы человечества, справедлива и оправдывается целью, которую она преследует. Я ограничился заявлением г-ну Иоффе, что он должен доказать в России, что большевизм является началом счастливой эпохи в истории. Если это ему удастся, он (большевизм) завоюет мир своими идеями. Пока же на практике не сделана проверка, г-ну Ленину вряд ли удастся втиснуть мир в рамки своих идей. Мы готовы заключить мир без аннексий и контрибуций и вполне согласны предоставить затем русским событиям развиваться так, как этого желает русское правительство. Мы также охотно готовы научиться чему-нибудь у России и, если его революция будет успешна, он заставит Европу принять его идеи, все равно - желаем ли мы этого или нет. Пока же необходимо проявлять величайший скептицизм, и я обращаю его внимание на то, что мы не намерены подражать русским событиям и категорически протестуем против всякого вмешательства в наши внутренние дела. Если же он намеревается и дальше стоять на этой утопической точке зрения и хочет навязать и нам свои идеи, тогда лучше, если он уедет ближайшим поездом, так как о мире тогда нечего говорить. Г-н Иоффе посмотрел на меня с изумлением своими кроткими глазами, некоторое время промолчал и затем ответил мне в дружеском, я даже сказал бы, в умоляющем тоне, которого я никогда не забуду: "Я все же надеюсь, что нам удастся вызвать революцию также и у вас". "Я того же мнения, и думаю, что это сделают сами народы, без благосклонного участия Иоффе, если Антанта будет стоять на своем и не пойдет на соглашение". Странные люди эти большевики. Они говорят о свободе и примирении народов, о мире и единодушии, но в то же время о них говорят, что это самые жестокие тираны, которых когда-либо знала история, - они просто истребляют буржуазию, и аргументы их - пулеметы и виселицы. Сегодняшняя беседа с Иоффе мне показала, что эти люди не честны и в своей двуличности далеко оставляют за собой то, в чем упрекают профессиональную дипломатию, ибо ложь - подавлять таким образом буржуазию и говорить в то же время о свободе, которая должна осчастливить мир.