С. Ю. Витте

Когда я кончил все очередные дела, государь вынул из ящика своего маленького письменного стола синюю папку и спросил меня: «Вы не догадываетесь, что в этой папке?»

Зная по опыту, что такие папки не сулят мне ничего приятного и содержат в себе какую-нибудь просьбу о деньгах или ходатайство о каком-либо исключении из общего правила, я сказал, что боюсь этих синих папок, так как большею частью они содержат в своих недрах что-либо неприятное для Министерства финансов. На это государь сказал мне:

«Не упадите в обморок и прочтите громко, а затем ответьте мне прямо на те вопросы, которые я вам поставлю».

Я вынул из синей обложки письмо, написанное знакомым мне почерком графа Витте. Вот что я прочитал громко[240]:

Ваше императорское величество!

Несколько месяцев тому назад вы изволили благосклонно выслушать мою исповедь о тяжелом положении необеспеченности, в котором я нахожусь. Оно заключается в том, что, не обладая ни наследственным состоянием, ни благоприобретенным, ибо, отдав себя государственной службе, я не имел права заниматься делами наживы, на закат жизненной карьеры я очутился с содержанием в 19 тыс. руб. и с ограниченными средствами, оставшимися из 400 тыс., которые вам угодно было милостиво пожаловать, когда я с поста министра финансов был назначен председателем Комитета, а впоследствии Совета министров, на каковых должностях вместе с арендою я получал почти в 2 раза больше, нежели теперь.

Из такой обстановки своими силами я мог бы выйти, только оставив государственную службу, чтобы заняться частною. Но это средство недавно было мною окончательно отвергнуто.

Ваше величество были так милостивы, что в бесконечной царской доброте соизволили мне сказать: «Можете быть совершенно спокойны; это мое дело вас и ваше семейство обеспечить».

Простите, если осмелюсь всеподданнейше доложить. Я вполне понимаю, что на деятельной государственной службе я мог получить прочное материальное положение только на посту посла, и хотя я несколько раз имел случай представлять доказательства, что на этом поприще я мог бы оказывать услуги царю и Родине не хуже других, тем не менее я более не питаю никаких надежд на такой выход вследствие неблагоприятного отношения ко мне подлежащих министров.

Увеличение содержания при настоящих моих обязанностях в размере, могущем меня устроить, являлось бы крайне неудобным, а потому было бы и для меня тягостно.

Я мог бы быть выведен из тяжелого положения единовременною суммою в двести тысяч рублей. Сознание, что, будучи министром финансов в течение 11 лет, я своим трудом и заботами принес казне сотни миллионов рублей, сравнительно сумма, могущая поправить мои дела, представляет песчинку, дает мне смелость принести к стопам вашего императорского величества всеподданнейшую просьбу, не сочтете ли, государь, возможным оказать такую царскую милость.

Позволяю себе в оправдание настоящего всеподданнейшего письма доложить, что с наступлением каникул, ранее, нежели покинуть Петербург, мне предстоит решить вопрос, могу ли я продолжать скромно жить так, как живу, или принять меры к дальнейшему сокращению моего бюджета, вступив на путь домашних ликвидаций.

Верноподданнейший слуга

граф Витте

СПб. Июнь 1912 г<ода>

Когда я прочитал это письмо, государь спросил меня: «Вы подозревали, что Витте может обратиться ко мне с такой просьбою?»

Я рассказал тогда все, что приведено выше, начиная с визита ко мне графини Витте, письма ее ко мне в апреле месяце и личного разговора с самим гр<афом> Витте, и пояснил, что я не доводил обо всем этом до сведения государя потому, что не был уверен в том, что гр<аф> Витте решится лично просить о денежной помощи, после того что я отклонил от себя инициативу в его ходатайстве. Тогда государь задал мне такой вопрос:

«Что это за объяснение, что ему предлагали выгодное положение в частной деятельности, от которого он отказался? Я ничего об этом не слышал, и сам он, обратившись ко мне с личною просьбою о назначении его послом, ничего не говорил мне об этом».

В ответ на это я доложил, что этот вопрос освещен не совсем правильно, т. к. мне пришлось говорить об этом лично с гр<афом> Витте еще осенью 1911 года. Тогда ко мне приехал председатель совета Русского для внешней торговли банка, мой бывший сослуживец В. И. Тимирязев и спросил меня, обсуждался ли в Совете министров вопрос о разрешении гр<афу> Витте принять в виде особого изъятия из общего правила предложение банка о предоставлении ему должности консультанта при банке с определенным содержанием, сверх возможного его участия в прибылях. Я был крайне удивлен таким вопросом и ответил полным неведением, прибавив, что тут должно быть прямое недоразумение, т. к. гр<аф> Витте как член Государственного совета не имеет права принять такое предложение, и совет не может обсуждать его как прямо противоречащее закону о несовместительстве.