С. Ю. Витте

Государь относился к нему явно отрицательно. Императрица – еще того более, не скрывая, называя его в кругу своих близких не иначе, как «этот вредный человек». Все, что жило около двора, подделывалось под этот тон неблагоприятного к нему настроения, почти к нему не ездило, и только немногие, постоянно окружавшие его, когда он был у власти и пользовавшиеся его особым вниманием, соблюдали приличие и время от времени навещали его, не то из чувства благодарности, не то в предвидении, что, неровен час, Витте опять выйдет из забвения и еще им пригодится, не то от скуки и однообразия петербургской жизни и от жажды сенсационных новостей и закулисных пересудов, всегда обильно почерпаемых в антураже этого большого человека. Невзирая на это влияние Витте было значительно. Он был всегда прекрасно осведомлен обо всем, что говорилось наверху, думал только об этом и учитывал каждый доходящий оттуда слух и с поразительным искусством пользовался им.

В это время он не только дружил со мной и, казалось, поддерживал меня, вводил меня в круг его личных забот, просил даже моей помощи. Он говорил громко всегда одну и ту же фразу: «Пока Коковцов у власти, мы можем быть спокойны, он не допустит никакого безрассудства». И это он делал не в частных беседах, а в совершенно открытых выступлениях в Государственном совете. Приведу некоторые из них.

В заседании 8 июня 1909 года по росписи на этот год он выразился так: «Вы меня спросили, за кого или против кого я говорю. Я говорю ни за кого, ни против кого. Но раз я стал здесь на эту кафедру, то я очень счастлив, что могу заявить: В. Н. Коковцов был министром финансов в очень трудное время, и я должен преклониться перед его заслугами, а именно благодаря твердости его характера он если ничего особенного не создал, то, во всяком случае, сохранил то, что получил. Это громаднейшая его заслуга».

В апреле того же года по смете системы кредита и ввиду нападок Государственной думы на невыгодность заключенного мною во Франции 4 ¹/₂-процентного займа он сказал: «В заключение я позволю себе с полным убеждением высказать уверенность, что при тех условиях, которыми последний заем был обставлен, и в то время, когда он был совершен, более благоприятных условий сравнительно с теми, которых достиг министр финансов, достигнуть было совершенно невозможно. Я уверен, что это убеждение мое разделяют и другие члены Комитета финансов».

Через год, 27 марта 1910 года, при рассмотрении в Государственном совете бюджета на 1910 год гр<аф> Витте высказался еще более решительно: «Я в бездефицитном бюджете, нам представленном, вижу, несомненно, большой успех нашего финансового хозяйства. Тут возбуждался вопрос о том, кому мы этим обязаны. Несомненно, что такие крупные явления, которые касаются жизни всей империи, всегда мало зависят от людей; они зависят от Бога, и несомненно, что в данном случае последовало благословение Господне, но тем не менее только неразумные люди могут не пользоваться теми дарами, которые им даются свыше, и я не могу не отметить тот факт, что в данном случае, благодаря крайней удовлетворительности и устойчивости нашего министра финансов и Государственной думы, которая в данном случае проявила замечательный государственный такт и замечательный государственный смысл, мы имеем перед собою бюджет, которого никто из нас, я думаю, и никто в Европе не ожидал, – бюджет бездефицитный».

В том же году в заседании 5 июня гр<аф> Витте выразился так: «Я безусловно доверяю В. Н. Коковцову и имею основания доверять, так близко зная его и так долго служа с ним».

И, наконец, уже 18 мая 1912 года, т. е. в бытность мою председателем Совета министров, обсуждая вопрос о кредите для земства и городов, гр<аф> Витте выразился еще более определенно:

«Мы пережили великую войну, нисколько не разрушив великую денежную реформу, и я питаю надежду, во всяком случае, я желаю, чтобы в это царствование и впредь не была бы нарушена наша денежная система и не был бы подорван окончательно наш государственный кредит. В заключение я говорю по убеждению, что я уверен, что доколе министром финансов будет В. Н. Коковцов, этого не будет».

Он, однако, никогда не прощал мне того, что я не советуюсь с ним, хотя мне не об чем советоваться по текущим делам, т. к. в финансовых вопросах я продолжал его же деятельность, а в делах общей политики он не мог мне дать никакого совета, тем более что моя свобода действий была ограничена волею государя и необходимостью еще больше бороться в водовороте различных интриг и сторонних влияний.

Но по мере того как удаление от дел затягивалось, настроение гр<афа> Витте изменялось коренным образом.