С каждым днем сильнее (ЛП)

Сказано — сделано. Мы с мамой сели в гольф-кар, поскольку автомобильчик был единственным способом добраться до других вилл отеля. Подъехав к вилле Лили, мы встретили там «Толстяка де Молина»[46], который в то время был обычным папарацци; он щелкал фотоаппаратом, делая снимки Джона Секада, Лили и Эмилио Эстефана.

— Здравствуйте, я — Иоланда Миранда, а это Талия, — тут же представилась мама и от всего сердца поприветсвовала Лили и Эмилио. Когда я подошла к Эмилио, чтобы поздороваться с ним, он посмотрел на меня и воскликнул:

— Ба, да я тебя знаю. Еще бы, ты всех в доме с ума свела. Ты знаешь, что моя Глорита — фанатка Маримар, и каждый вечер усаживает свою мать и меня смотреть этот сериал?

«Они смотрели мой сериал? — подумала я про себя. — Да еще и не пропуская серий!»

Я была потрясена. Я никогда и не помыслить не могла о том, чтобы они каждый день смотрели сериал, сидя дома в гостиной. Закончилось тем, что я вместе с Джоном Секадо и Лили позировала у бассейна в то время, как мама беседовала с Эмилио и практически заключила с ним контракт на запись диска.

— Эмилио, — очень серьезно сказала мама, — в музыке ты царь Мидас, а моя дочь такая же царица в телевизионных рейтингах. Вам с ней нужно объединиться, и ты должен выпустить ее диск. Она уже сейчас делает что-то, так дай ей, по крайней мере, песню.

На тот момент я записала половину того, что впоследствии стало моим четвертым диском En extasis («В экстазе»). Я оставила студию Fonovisa и обосновалась на студии EMI Latin. Попутно я рекламировала свой третий вышедший диск Love. На нем были записаны такие песни как «Sangre» («Кровь»), которуя я написала сама, «La vida en rosa» («Жизнь в розовом цвете»), испаноязычный вариант песни Эдит Пиаф, «Мария Мерседес» и песня «Love»(«Любовь»). Песни «Кровь» и «Любовь» стали хитами, и, по правде говоря, до этой минуты мои дела шли неплохо. Два последних диска получили золото и платину, и я была готова на большее. Если мой следующий диск будет записан с Эмилио Эстефаном, для меня он станет «величием»…

Эмилио, как всегда, будучи истинным кабальеро, ответил маме, настаивающей на осуществлении своего проекта:

— Конечно, голуба, мы поговорим об этом в спокойной обстановке, — он попытался перевести разговор на другую тему.

— Так, посмотрим… — не сдавалась мама. — Талита, спой ему, чтобы он тебя послушал.

Мне хотелось провалиться сквозь землю. Как так, «спой ему, чтобы он тебя послушал»? Разве мама не видит, что все они отдыхают возле бассейна? Совершенно ясно, что сейчас не время и не место для пения. Эмилио замял этот неловкий момент, спросив у мамы, когда мы думаем ехать в Майами.

— Да хоть сегодня, прямо сейчас, если это необходимо, — быстро ответила мама.

— Когда будете в Майами, тогда и поговорим. Я буду ждать вас в студии, — сказал Эмилио. На прощание он добавил, что встретит нас на студии в Майами, но, к сожалению, не дает никаких гарантий, потому что не заинтересован продюсировать никого, кроме своей жены или Джона Секада, профессиональной раскрутке которых он посвятил себя целиком.

Несколько месяцев спустя Кристина Саралеги[47] пригласила меня в свое шоу на специальную программу. Когда я вернулась в гостиницу после записи «Шоу Кристины» я получила извещение со студии Crescent Moon, являвшейся офисом Эмилио. В нем говорилось, чтобы я пришла в студию. Получив послание мы с мамой, как две полоумные, чокались, сидя на кровати. Если все пройдет хорошо, это будет означать переломный момент в моей музыкальной карьере.

Мы, не задумываясь, пошли в студию. Эмилио Эстефан — один из величайших импресарио в музыкальном мире с широким взглядом на музыку и отбор артистов, ведущий свои дела с большим размахом. Со времени нашего знакомства в Акапулько, он следил за моими шагами и уже был знаком с моей музыкой. Мы с мамой умирали от волнения. В полном восторге мы вошли в фантастический мега-офис, украшенный золотыми и платиновыми дисками, обложками журналов со всеми артистическими работами Глории.

Пока мы рассматривали награды и благодарности, вошел Эмилио и весьма своеобразно поздоровался с нами:

— У меня есть для тебя песня, и я хочу, чтобы ты ее спела. Она предназначалась для Глории, но, не знаю почему, песня говорит мне «Талия» всякий раз, когда я слушаю слова. — Он говорил все это, широко улыбаясь.

Звуковое оборудование занимало всю студию, протянувшись вдоль всей стены от пола до потолка. Здесь были и микрофоны самых разных размеров и самый навороченный воспроизводитель из тех, что я когда-либо видела. Эмилио запустил пленку, и с первых аккордов я почувствовала, как по всему телу с ног до головы побежали мурашки… это была песня «Piel morena» («Мулат»).

Прослушав песню, я подошла к Эмилио и обратилась к нему с вопросом, глядя в глаза:

— Я могу ее записать? Я у тебя в студии, давай запишем ее прямо сейчас.

Эмилио рассмеялся:

— Успокойся, у нас впереди много времени на то, чтобы ты ее выучила и отрепетировала.