С кем бы побегать

У Шая иссякли силы, он остановился, тяжело глотая воздух. Когда он заговорил снова, голос его звучал иначе.

— Ты не видишь, в каком я состоянии? Не понимаешь, что я теперь? Я без дозы не проживу, Ватсон. Со мной все кончено.

Тамар тихо ответила:

— Я купила на первые дни. Чтобы ты был в порядке, пока мы не возьмемся за это по-настоящему.

— Ты… что?

Шай в ужасе уставился на нее. Плечи его обвисли, словно на них взвалили тяжеленный мешок. Несколько метров они прошли в молчании. Свернули на улицу Яффо. Двигались они заторможенно, словно в замедленной съемке. Оставалась еще лишь минута свободы, не более.

— А это твое убежище, — заговорил снова Шай, — сколько времени мне придется пробыть в нем?

— Пока не очистишься.

— Очищусь?

От изумления он резко остановился. Гитара издала глухой гул.

— Но ведь ты сказал! Ты сам просил! — вдруг разозлилась Тамар, совершенно забыв про Шишако, который наверняка наблюдал за ними. — По телефону! Ты тогда сказал!

— Ну да, сказал, конечно, сказал… — Шай усмехнулся и двинулся дальше, тяжело волоча ноги.

Вот теперь он узнал свою сестрицу. Ничуть не изменилась. Он вспомнил, как Тамар, когда ей было восемь, вышла за хлебом, но в ближайшем магазине его не оказалось, и она отправилась в другую лавку, и вдруг повалил снег, которого они так долго ждали. В соседней лавке хлеба тоже не было, и она пошла дальше, а снег валил стеной, неправдоподобно большими хлопьями, заносил улицы, и Тамар шла и шла, наверное, километра три прошагала, а потом еще столько же обратно — уже почти по колено в снегу. Вернулась она вечером, вся мокрая, заледеневшая. Шай вспомнил, как она возникла в дверях, посиневшая от холода, в хлюпающих сапогах, но с хлебом в руках.

— Ты… не сможешь… это нельзя сделать в одиночку. Есть специальные клиники… — Шай задохнулся. — А в клинику я не пойду! Забудь об этом. Там он меня мигом найдет. У него связи повсюду.

Судороги рыдания пробежали по его лицу, и Тамар подумала, что всегда, сколько себя помнит, это она была старшей в их семье.

— Проехали, Ватсон… Беги одна. Прямо сейчас. Убегай, пока еще можешь. Тебя он оставит в покое. С тобой у него нет ничего общего.

— Но почему не выйдет? — страстно зашептала Тамар. — Я все рассчитала. Я кучу книг прочла об этом. Я уже несколько месяцев готовлюсь. Кучу людей расспросила. Я вообще… Шай, милый, это трудно, ужасно трудно, просто кошмарно, но это возможно. Другим же удавалось, и нам удастся. Ты из этого выберешься. Только не сдавайся. Пожалуйста!

Они вышли на площадь. Им следовало замолчать, но они были чересчур взбудоражены. Не глядя на Тамар, Шай качнул головой:

— Ты рехнулась, ты просто не понимаешь, во что нас втягиваешь! Это не экзамен. Здесь зубрежка не поможет. Ты понятия не имеешь, что такое ломка. Ведь я… я убить могу.

Тамар остановилась, схватила его за плечо, развернула к себе лицом:

— Ты убьешь меня?

Он долго смотрел на нее, и лицо его тряслось от усилий не разрыдаться.

— Вот так, Тами… Я не тот, кого ты знала…

На площади они нашли место в тени, возле банка. Шай вынул гитару, раскрытый футляр положил на землю. Потом уселся на маленькую каменную скамью, настроил инструмент.

Когда он заиграл, ее душа, вопреки всему, наполнилась радостью.

Люди останавливались. Кое-кто даже помнил Тамар по прошлым выступлениям. Другие узнавали Шая. И прежде, чем она начала петь, вокруг собралась немалая толпа. Поодаль, у барьера, стояли двое рослых полицейских, которых можно было принять за близнецов, так они были похожи в своей униформе. Тамар обрадовалась им, улыбнулась глазами, и полицейские отозвались улыбками. Один легонько ткнул другого локтем, и оба неторопливо двинулись в их сторону. Тамар решила, что споет «Сюзанну», с которой начала свою недолгую карьеру уличной певицы. И как всегда, стоило зазвучать ее голосу, толпа начала расти, и вскоре их с Шаем уже обступали кругов пять слушателей.

Взгляд Тамар зацепил клетчатую рубашку Мико, мелькавшую в двух задних рядах. Шишако она не видела, и это ее встревожило.

Тамар закончила петь и раскланялась под аплодисменты. Люди подходили поближе, монетки летели в футляр. Супружеская пара отправила бросить пять шекелей своего сынишку — малыша в коротеньких штанишках, мальчик подошел к музыкантам, засмущался и кинулся обратно к родителям, те вытолкнули его вперед, и он рискнул — под веселые хлопки. Тамар заставила себя сладко улыбнуться, но все ее душевные силы сосредоточились на предстоящем. Шай никак не реагировал. Ей казалось, что он отключился, забыл обо всем, то ли вручив ей свою судьбу, то ли наплевав на нее.

Мазнув по нему взглядом, Тамар с отчаянием подумала: я одна. Динка встала, потянулась всем телом и снова улеглась. Но тут же опять вскочила, словно ощущая нервозность Тамар.

— «Урок Ро…» — начала Тамар и запнулась. — «Урок Родины».

Шай сыграл вступление. Тамар почувствовала, как сжался в горле голос, закашлялась. Шай опять заиграл вступление. Она запела про крестьянина, который идет за плугом на старенькой картинке, висящей в классе на стене. А позади — кипарисы, и бледное знойное небо, и земля…