Снова выдвигались обвинения в шпионаже, подготовке переворота, вредительстве. Обвиняемые снова признавались. Пятаков сообщал: «Что касается войны, то и об этом Троцкий сообщил весьма отчетливо… В этой войне неминуемо поражение сталинского государства… Поражение в войне означает крушение сталинского режима, и именно поэтому Троцкий настаивает на создании ячеек, на расширении связей среди командного состава». Как видим, эти установки полностью соответствовали троцкистским документам. И вот тут-то всплыл разговор Радека и Бухарина в 1934 г., когда обсуждались планы троцкистов, их ставка на поражение СССР в войне с Германией и Японией (и Бухарину пришлось подтвердить разговор, он лишь оговаривался, что не во всем был согласен с Радеком).
А Сосновский и Куликов дали показания, как Николай Иванович в начале 1930-х признавал правомерность терроризма, и на очной ставке это также подтвердилось. Ну а Радек настроился купить себе жизнь любой ценой. Объявил, что хочет рассказать о тайных механизмах развязывания Первой мировой войны. На публичном процессе говорить ему не позволили, перебили, но за закрытыми дверями он стал давать секретные показания. К нему присоединился Сокольников. А знали они очень много. Оба выступали связующими звеньями Ленина и Троцкого с могущественными кругами западной «закулисы», работали в сети Парвуса по финансированию революции…
В это же время были получены свидетельства против другого высокопоставленного заговорщика. Томский, узнав об обвинениях в свой адрес, застрелился, оставив записку Сталину. Дескать, если он хочет знать, кто втянул Томского в тайные дела оппозиции, «спроси мою жену лично, тогда она их назовет». Жена назвала Ягоду. А на февральско-мартовском пленуме партии член ЦК Каминский рассказал о давнем случае, как в 1932 г. троцкисты Дерябин и Мрачковский агитировали коммуниста Лурье примкнуть к террористической организации. Убеждали его: «Убить Сталина должен коммунист, иначе скажут, что убил кулак». Лурье тогда доложил о разговоре Каминскому, но Ягода замял дело. Им занялись уже персонально. Пленум ЦК дал и санкции на арест Бухарина с Рыковым.
Глава 14. Большая зачистка
К весне 1937 г. Сталин нацелился круто прошерстить НКВД и партийные органы. Но… направление кампании вдруг резко сменилось. На военачальников. Историк А.В. Шубин пришел к выводу: «События апреля — июня 1937 г. наводят на мысль, что Сталин наносил не превентивный удар, а парировал внезапно обнаруженную смертельную опасность». Обнаружился заговор среди военных.
Его реальность подтверждают многочисленные свидетельства. Л. Брик вспоминала, как в 1936 г. жила в Ленинграде и «чем дальше, тем больше, замечала, что по вечерам к Примакову приходили военные, запирались в его кабинете и сидели там допоздна». Невозвращенца Орлова еще в феврале 1937 г. посетил в Испании его родственник, нарком внутренних дел Украины Кацнельсон, сообщил, что военные намерены арестовать Сталина. Причем ряд деталей, переданных в этом разговоре, совпадают с последующими показаниями Тухачевского. О раскрытом заговоре в армии заместитель Ежова Фриновский говорил уезжавшему за границу невозвращенцу Кривицкому.
Нашумела история с «красной папкой», компроматом на Тухачевского, в играх спецслужб состряпанным германской СД и переданным в СССР через чешского президента Бенеша. Но… оказалось, что материалы «красной папки» в обвинениях против Тухачевского вообще не использовались! Сталин знал, что это фальшивка, и не нуждался в ней. Молотов уже после смерти Иосифа Виссарионовича комментировал: «Не мог Сталин поверить письму буржуазного лидера, когда он не всегда своим доверял. Дело в том, что мы и без Бенеша знали о заговоре, нам даже была известна дата переворота». Анализ показывает, что самым удобным моментом был июньский пленум ЦК. Но в мае Тухачевского арестовали.
Заговорщиком он был с немалым стажем. Еще в 1924 г., сразу после смерти Ленина, вел переговоры и с троцкистами, и со сталинистами, предлагая для борьбы за власть свои войска. Попадался на тайных кружках в 1930 г., за границей мутил воду со сторонниками Троцкого в 1932 г. А теперь, когда его взяли, он отнюдь не подписывал показаний, составленных и подсунутых ему следователями. Нет, он сам изложил более 100 страниц, написанных ровным спокойным почерком. Признал, что заговор существовал с 1932 г., перечислял очередность вовлечения в него военачальников, не скрывал разногласий между ними. Признал и контакты с троцкистами. Указал, что с 1935 г. единственно реальным представлялся «переворот, подготовляемый правыми совместно с работниками НКВД».