С ключом на шее

Горло Яны заполняется кислой жижей с потным привкусом мерзких зернышек (зира! – с дикой, противоестественной радостью вспоминает вдруг она, это называется – зира!). Как будто в рот попали дядь Юрины подмышки. Яна скатывается с подоконника, падает на табуретку и роняет голову между коленями, закрыв лицо руками. В конце концов позывы к рвоте отступают. Если не думать, как дядь Юра целует Ольгину маму, то вообще почти не тошнит.

Яне становится почти спокойно теперь, когда она точно знает, чтó придется сделать. Она остервенело чешется и разглядывает потертости на линолеуме час, а может, два или три. Время давно остановилось. Время съедено… Она прислушивается к редким шагам в коридоре, к зычным голосам, иногда долетающим от других кабинетов, но в бокс никто не идет. В конце концов она понимает, что ждать нечего: все, что могут сделать врачи, – это запереть ее здесь, чтобы не заражала других. Яна мечется по боксу – от зарешеченного окна к запертым дверям – с мокрым от слез лицом. Глаза чешутся так, что хочется выковырять их из глазниц. Как раз теперь, когда все стало понятно, она не может ничего поделать из-за дурацких волдырей. Закон всемирного свинства – так это называет папа. Обычно, говоря это, он смеется, но Яне совсем не смешно.

Скрежет ключа в замке застает ее на кушетке, – силы кончились, и Яна способна только сидеть, глядя в плывущую пустоту бокса, и чесаться. Услышав голоса у двери, она даже не поднимает головы.

– И что тут у нас? – громогласно спрашивает врач, мощная и сверкающая белизной, как кварцитовая колонна в новом почтовом зале. – Чего нюни разводим? Ну посидела полчасика, не сахарная!

За ее спиной бледно маячит красавица, которая отвела Яну в бокс. Плащ она поменяла на белый халат, но от нее по-прежнему ласково и радостно пахнет духами.

– Сними кофту, покажи, – говорит она, и Яна покорно раздевается.

– Ну-ка, – говорит врач, – посмотрим…

Ее толстые сильные пальцы ощупывают волдыри. Яна пытается отдернуть руки – заразно же! – но врач ловко ловит ее за локоть:

– Стой спокойно… – Она смотрит еще несколько секунд, потом буркает: – рот открой, скажи а-а» – и на секунду сует Яне в рот металлическую лопаточку. Фыркает и оборачивается к красивой. – Вы что, крапивницы никогда не видели?! – возмущенно спрашивает она. – Какая вам корь? Вы зачем панику развели?!

Красавица краснеет и опускает голову. Врач снова фыркает.

– Идем, – говорит она Яне. – Да не дери ты так, уже до крови расчесала!

Яна сидит в обычном кабинете с обычной табличкой «терапевт», пока врач что-то пишет в карточке. Очень хочется почесаться, хочется так сильно, что скрипят стиснутые зубы. Наконец врач захлопывает карточку и вытаскивает из ящика стола бумажную пачку таблеток. Наливает стакан воды из-под крана.

– Одну сейчас, – говорит она и выдавливает Яне на ладонь маленькую желтую таблетку. – Запивай хорошенько, вот так… – Вода отдает торфом и железом, но сейчас это даже хорошо – заглушает мерзкий вкус. – Еще одну – вечером. И одну утром, если не пройдет… Только по одной и не чаще двух раз в день, понятно? На, держи, – она отрывает половину пачки, и Яна сует ее в карман. – Ты сейчас спать захочешь, так что сразу иди домой и ложись. Все ясно?

Яна кивает, бочком выбирается из кабинета и, прикрыв за собой дверь, сладострастно проезжается ногтями по всему телу.

К тому времени, когда она возвращается домой, папа с теть Светой давно ушли на работу. Рукава кофты снова стали свободными, и штаны не обтягивают ляжки, зато челюсти выворачивает от зевоты. Но спать нельзя. Если она отключится – может проспать до вечера; ее разбудит вернувшаяся с работы теть Света, и все пойдет так, как решит она с папой. Вчера вечером до Яны не дошло, что тут – как с музыкалкой, когда папа спрашивал, не хочет ли она бросить. Кажется, можно идти на все четыре стороны, но на самом деле папа с теть Светой уже придумали, что Яна должна делать. Ее никогда не отпустят жить саму по себе. Наверное, решили отдать ее в детдом, как и положено (сироте!) детям, у которых нет родителей – или которые своих родителей совсем довели. Ее запрут там, как в стерильном боксе номер два. Время выскользнет из Яниных рук вместе с возможностью что-то решать. История с Голодным Мальчиком и дядей Юрой потечет сама по себе, а Яна – сама по себе, и уже никогда не сможет ничего исправить. Дядя Юра будет убивать детей. Он женится на Ольгиной маме, и Ольга будет жить с ним в одном доме и каждый день смотреть, как мама улыбается ему, кормит его, прикасается…

Во рту появляется привкус подмышек и лекарств, и Яна зажимает рот ладонью, давя отрыжку. Ольга с мамой станут – как она с папой, только хуже, намного хуже. Но Яна об этом уже ничего не узнает. Ее время почти съедено, и жалкий клочок, оставшийся в руках, нельзя просто взять и проспать.