С крестом и мушкетом

Тогда уже сам губернатор, которого, казалось бы, не касались внутрицерковные дела, потребовал, чтобы архиепископ оставил иезуитов в покое. Этого архиепископ вынести не смог. Он немедленно пригрозил интердиктом. Губернатор приказал ему замолчать.

Архиепископ заявил, что интердикт вступает в силу с завтрашнего дня.

Губернатор снова заперся с иезуитами и верными офицерами. Решено было арестовать архиепископа — случай беспрецедентный и устрашающий. Запыхавшийся секретарь губернатора, который все совещание просидел под дверью, вбежал в дом архиепископа и с порога крикнул, что к дому приближается отряд, чтобы арестовать главу церкви.

С поспешностью, удивительной для его преклонных лет и жаркого климата Филиппин, архиепископ сбежал вниз по ступенькам и бросился через площадь к собору. За ним бежали возбужденные неслыханной новостью монахи. В соборе архиепископ бросился к алтарю, схватил дароносицу и прижал к груди.

В этот момент полуоткрытые двери собора распахнулись, пропуская отряд солдат.

— Именем короля вы арестованы! — сказал офицер.

Монахи расступились, и старец, прижимая к груди дароносицу, сделал несколько шагов вперед. Он улыбался. Кто осмелится прикоснуться к нему, держащему в руках святыню?

Солдаты в нерешительности остановились. Они были испуганы. Перед ними стоял архиепископ, представитель бога на земле, воплощение высшей власти, и белая борода его струилась по позолоченной крышке дароносицы.

— Ну же! — крикнул офицер и толкнул одного из солдат к архиепископу.

Монахи, увидев, что офицер не шутит, бросились на солдат, и в соборе началась нелепая, беспорядочная драка, в которой развевающиеся сутаны хлестали по латам, стучали каблуки по каменным плитам собора и проклятия солдат смешивались с вскриками разъяренных монахов.

И вдруг, как по мановению волшебной палочки, все замерло: об пол тяжело ударилась выбитая из рук архиепископа дароносица. Ее нечаянно в пылу свалки вышиб из рук архиепископа солдат.

Невиданное кощунство! Несколько мгновений никто не смел двинуться с места, ожидая, что разверзнутся небеса и раздастся глас гнева.

Потом короткий крик, и на пол упал, обливаясь кровью, солдат, виновный в кощунстве. Он вспорол себе живот мечом.

И все сразу пришли в себя. Офицер направился к архиепископу, архиепископ быстро нагнулся и снова подхватил дароносицу… Офицер остановился.

Потом подозвал к себе солдата и велел ему бежать к губернатору и сообщить о событиях. Отряд остался в соборе.

Две группы — одна в латах, вторая в сутанах — стояли друг против друга над трупом самоубийцы. Два гонца почти одновременно достигли губернаторского дворца, где де Коркуэра с иезуитами ждал сообщений с «поля боя». Первый — из собора. Второй — с сообщением о том, что в городе вступило в силу распоряжение архиепископа: отныне в Маниле не будут ни отпевать, ни крестить, закроются церкви и двери монастырей… Пусть же Манила и ее губернатор останутся без бога. Священнослужители забастовали.

Ах, так! Губернатор не намерен уступать. Что ж, архиепископ пустил в ход свой последний резерв. Главное сейчас — не пасть духом и не допустить, чтобы перепуганные солдаты переметнулись на сторону церкви. За офицеров губернатор не беспокоился — они отлично понимали, за что ведется борьба, и цели губернатора были их целями.

— Отряду оставаться в церкви и ждать, пока архиепископ сам выронит от усталости дароносицу. Глаз с него не спускать ни на минуту! Он старик — долго не выдержит.

Старик дотянул до утра. С рассветом он пошатнулся, упал на руки подхвативших его монахов, а дароносицу взял один из августинцев. В ту же минуту усталый и обозленный офицер подошел к архиепископу и не особенно вежливо взял под локоть.

Так архиепископ филиппинский попал в плен к светским властям. Архиепископа вывезли на остров Коррехидор, у входа в Манильскую бухту. Город остался без бога. Не звонили колокола, не служились требы. И только в дни больших праздников открывались двери собора и временно введенный в должность губернатором иезуит служил мессу. На большее даже иезуиты не осмеливались. Неизвестно было, что скажет Мадрид.

Губернатор продолжал готовиться к походам, архиепископ продолжал сидеть под арестом на острове и распространять через монахов слухи по городу, что губернатор не кто иной, как посланец дьявола.

Наконец пришло письмо из Мадрида. Писал сам король.

Никогда еще ни один архиепископ не получал от христианнейшего из монархов такого разноса, как архиепископ Филиппин. Король грозил самыми строгими карами, если архиепископ не смирится и не уступит губернатору.

Королю были нужны деньги. Он ждал их от губернатора, а не от архиепископа.

Прибытие письма и победа губернатора (а вместе с ним и иезуитов) совпали с получением других известий. На этот раз не таких приятных.