С крыла на крыло

 - Вот что, друзья, - предложил Гриша, - давайте-ка разделимся на две группы: пока одна займется разгрузкой, другая сможет осмотреть галерею Ивана Константиновича Айвазовского. Потом те, кто побывал в галерее, будут грузить планеры на мажары, а другие побегут смотреть картины. Идет?

 Галерея оказалась тут же, под боком, через два квартала. Картин много, более трехсот. Тут и Айвазовский начала сороковых годов прошлого века, времен первой поездки в Италию. Крошечные картинки с истомленным воздухом, башнями белейших облаков и лениво спящим морем.

 Айвазовский ошеломил наше воображение. Еще под впечатлением романов Купера, Жюля Верна, Джека Лондона, мы угодили здесь под огонь стодвадцатипушечных фрегатов, стали бороться с бурями, спасались на обломках мачт. Нас выбрасывало на берег, чтобы мы любовались фантастическими красками солнечного дня, фиолетовыми скалами, горящими закатами, каких мы и не предполагали раньше. Мы шли от полотна к полотну, звали друг друга на помощь, не пряча радости.

 У последней, неоконченной картины мы задержались.

 - Умер, не закончив. Писал за несколько часов до смерти, - тихо сказал Никодим и чуть поклонился.

 - Будто иконе, - усмехнулся Фонарев.

 - Дура, - процедил Никодим и, резко повернувшись, пошел за Гришей. Нам с Ивлевым стало неловко, и Фонареву тоже.

 Планеры погрузили на две мажары - большие крымские телеги, запряженные волами, - и тронулись пешком на Узун-Сырт. Это километрах в двадцати от Феодосии.

 За городом мы разделились: Гриша Михайлов и часть ребят, сопровождавших планеры, двинулись по шоссе, остальные пошли тропинкой через горы, напрямик.

 Пройдя более двух часов вдоль виноградников, мы стали спускаться с горы по тропинке, усыпанной плоским известняком. Внизу блестело шоссе.

 Прямо перед нами раскинулась равнина в больших квадратах желтых скошенных полей. Изредка желтизна разрезалась черной пашней. Кое-где возвышались скирды хлеба. Группами, как хутора, виднелись длинные стога соломы. Левее долина начинала подъем, плавно переходящий в длинный пологий склон горы. У подножья этой горы шоссе разветвлялось. Одна дорога терялась в холмах левее, другая поворачивала направо и поднималась наискось, оставляя на темноватом склоне глубокий белый шрам.

 Мы спустились и сели отдохнуть на краю кювета. Было знойно и шумно от трескотни кузнечиков. Кузнечики были цементного цвета, как пыльная колючая трава.

 - Делают подлеты, - заметил Володя Ивлев в их адрес.

 Обоз ждать пришлось долго. Наконец он поравнялся с нами, и Гриша Михайлов сказал, что длинная гора впереди - северный склон Узун-Сырта.

 Это прибавило нам бодрости, и мы, уже все вместе, двинулись к заветной цели.

 На подъеме я осмотрелся. Справа ровная бесконечная степь. Еще правее - гряда обнаженных светлых гор с помпезной округлостью, закрывающей вид на море и Феодосию. Заметна была и тропинка, по которой мы шли.

 А вот и длинное плато горы. В этом месте оно не шире двухсот метров...

 Я оцепенел - таков был контраст пейзажей северного и южного склонов Узун-Сырта.

 Огромный, серый, чуть-чуть подернутый голубой дымкой Карадаг стоял во всей красе перед нами. Лучи солнца резко подчеркивали изломы скал на затененных склонах.

 А левее, где-то сливаясь с небом так, что глаз не видит горизонт, блестело море...

 Стоило подбежать к обрыву южного склона, как буквально перехватывало дух. Вертикальная стена, а внизу, метров на 250 ниже, обширная долина, отделяющая нас от Карадага и моря. Южный склон слегка изогнут впадиной и правее виден великолепно.

 Подошел Гриша; он хотя и не новичок в этих местах, все же не скрывает восторженной улыбки.

 - Смотрите, - сказал он, - правый пик Карадага называют "Чертов палец", левый - "Святой горой". А там - "Профиль Волошина", - показывал он на причудливые очертания скал, нависших над морем.

 - За холмами чуть виден Коктебель, - продолжал он, - старинное название этого котлована до самого Карадага - Долина голубых скал. Здесь вы будете парить... - И лукаво-испытующе посмотрел на наши лица.

 Это казалось невероятным!

 - Ну, налюбуетесь еще вдоволь, пошли. Вон там школа, - Гриша показал на запад.

 Вдали белели домики.

 Наш обоз тронулся. Мы горячо обменивались впечатлениями...

 Впереди пылил мотоцикл, он быстро двигался нам навстречу.

 Около нас мотоциклист резко затормозил. Он был в зеленой простой гимнастерке, с наганом сбоку, на лице очки в толстой оправе, на лбу вторые - шоферские, на голове тюбетейка. Лицо круглое, загорелое, почти коричневое; с добродушной улыбкой он внимательно разглядывал нас.

 Михайлов подошел и отрапортовал:

 - Товарищ начальник школы, планерный кружок районного транспортного совета Осоавиахима Курской железной дороги в составе восьми человек прибыл в ваше распоряжение.

 - Добро, - ответил начальник школы, и потом к нам: - Ну что, отцы, устали?

 От неожиданности и полноты впечатлений мы потеряли дар речи и смущенно улыбались, переминались с ноги на ногу.

 - Планеры сдадите в техчасть. Завтра познакомимся.

 Последние слова потонули в грохоте мотора. Начальник исчез так же быстро, как и появился.