С крыла на крыло

 Усевшись в кабину, я стал двигать рулями и обнаружил ограниченный ход. Просматривая дальше кинематику управления, обнаружил возможность заклинения ответственных тяг при некотором их положении.

 Фищук и сам в этом быстро убедился. Он был обескуражен и явно нервничал. Но об устройстве своей "адской" машины он продолжал умалчивать. Постепенно я пришел к выводу, что дело связано с каким-то автоматическим наведением планера.

 В досаде на Фищука за его недоверие я выпалил:

 - Да вы же делаете самонаводящийся снаряд!

 Тут с ним произошло что-то неладное. Его лицо побагровело, глаза испуганно уставились на дверь. Он зло сказал:

 - Оставьте ваши догадки при себе! И ни слова больше.

 - Хорошо. Постарайтесь доработать управление планера так, чтобы в любой момент можно было выключить вашу механику. Иначе этой затее будет гроб, да и мне несдобровать!

 Мы расстались недовольные друг другом.

 Через неделю Фищук появился вновь. Пришел и сел. На его бледном, усталом лице кривилась улыбка. Он был относительно вежлив и миролюбив.

 - Я учел ваши замечания, кое с кем посоветовался и перестроил систему управления, - произнес он шепотом, одними губами.

 Мы снова оказались за перегородкой, и тут автор заговорил о предстоящих испытаниях.

 - Планировать будете ночью, - сказал он, - с высоты, в направлении сильного источника света. С определенного момента включится автоматическое наведение, и управление планером будет производиться телемеханикой. Ваша задача - следить за работой рулей, подстраховывать действие автоматики и выявить дефекты... Приближаясь к точке излучения, планер начнет пикирование. Нужно наблюдать за точностью наведения, а снизившись до высоты триста метров, выводить.

 Он сделал паузу, очевидно, ожидая вопроса. Я молчал.

 - Когда отработаем все, - продолжал он, - и планер будет надежно управляться сам, вам останется вывести его на прямую к цели... и за борт с парашютом. - В глазах его блеснули мефистофельские искорки. - Остальное сделает механика. Этому делу принадлежит будущее, - закончил он с убежденностью фанатика.

 Я впервые почувствовал к нему уважение. Предстоящие необычные полеты пробудили во мне острый интерес к этой работе.

 Единственной помощницей начлета Козлова была Настя, так тепло называли все мы секретаря летной части Анастасию Петровну Овечкину, добродушно-отзывчивую и необыкновенно трудолюбивую женщину.

 Этажом ниже, под кабинетом Козлова, помещалась летная комната. Здесь стояли три дивана, кресла, стол посредине - это была в основном комната отдыха. В дождливый, пасмурный день в летной комнате собираются почти все летчики. Здесь шумно, порой даже весело.

 Вот на диване с книжкой в руках растянулся Сергей Корзинщиков, известный испытатель. Он абонировал диван всерьез и надолго. Так он может пролежать до обеда, не проронив ни слова. На другом кто-то мирно посапывает, повернувшись лицом к стенке.

 За шахматной доской столкнулись два резко противоположных темперамента: первый не торопится, он серьезно и утомительно долго решает ход, взвешивая каждую фигуру, прикидывая ее настоящее и будущее в любых вариантах. Наконец он делает ход, вскидывает голубые глаза к потолку, затем хитро смотрит на партнера.

 Противник не заставляет себя долго ждать - ответ следует почти молниеносно. Ко всем превратностям судьбы он готов. Внешность блестящего гусара удивительно гармонирует с его характером. Каштановые кудри спутаны, слегка вздернут нос на круглом озорном лице. Покоряющая широкая улыбка. В игре он артист и держит себя непринужденно - часто вскакивает, шутит и заразительно смеется; то вдруг обопрется о стол, изобразит мрачную сосредоточенность.

 "Это Ноздрев, - думаю я, - типичный, немеркнущий образ, рожденный Гоголем и неоднократно повторенный природой".

 Игра прерывается, когда из проходной комнаты, называемой "предбанником", слышится голос: "Попельнюшенко к телефону!"

 Он вскакивает чрезмерно стремительно и почти незаметно делает попытку сдвинуть локтем фигуру. Поймав укоризненный взгляд противника, заразительно хохочет и тоном неподдельной искренности замечает:

 - Что ты? Да я ничего, просто нечаянно задел!.. Николай Васильевич., переходи на поддавки! Пора! Ха-ха!..

 И уже из соседней комнаты выкрикивает:

 - Смотри, Коля, не трогай фигуры, я все запомнил...

 - Капитан Попельштейн у телефона. А-а, Муська, это ты?

 Таков был летчик-испытатель Попельнюшенко, "капитан Попельштейн", как он почему-то любил себя называть. Его партнером часто бывал летчик, испытавший позже ряд опытных самолетов, Николай Васильевич Гаврилов.

 В это время в комнате между майором и подполковником возник жаркий спор.

 - Чушь, - говорит подполковник, - часы есть часы, механизм тонкий и никаких ударов не выдерживает, вода тоже для них губительна.

 Майор смотрит на него насмешливыми серыми глазами и немедля, размахнувшись, швыряет часы.

 Всеобщее смятение. Часы, отлетев от стены, перепрыгивают через диван и оказываются под креслом. Подполковник нетерпеливо отодвигает кресло и поднимает часы.

 - Идут, - с досадой говорит он, прижимая их к уху.