С крыла на крыло

 И вот планер уже летит через все Ходынское поле, буксируемый авто. Зрелище было столь удивительным, что публика устремилась к планеру. В тот день на Ходынке и было решено оказать максимальную поддержку зарождающемуся безмоторному авиаспорту.

 Настал день, когда решили порулить на ИЛ-400. Вообще договорились так: сперва побегать, попробовать, как будет вести себя самолет при движении по земле; затем сделать небольшие прыжки и уж потом лететь.

 После первой же пробежки летчик вылез из самолета:

 - Невозможно поднять хвост. Ручка управления - до отказа от себя, а хвостовой костыль пашет землю. Николай Николаевич, - обратился Арцеулов к Поликарпову, - на мой взгляд, шасси слишком вынесено вперед. Что вы на это скажете?

 - Понимаете ли, мы старались, чтобы самолет при пробеге не мог опрокидываться на нос.

 Летчик возразил. Здесь досадное заблуждение: если двухколесное шасси слишком вынесено вперед, самолет на пробеге стремится к прыжкам с носа на хвост, и тут даже опытный летчик иной раз не в силах спасти его от опрокидывания.

 Поликарпов был явно озадачен.

 - Значит, вы хотите сказать, при меньшем относительно центра тяжести выносе шасси...

 - Да, да, самолет лучше слушается рулей и практически все время в руках пилота.

 Спорить не представляло смысла. Если самолет на разбеге не поднимает хвост, нормальный взлет выполнить практически нельзя.

 Усиление узловых мест, перестановка шасси на ИЛ-400 потребовали немало времени, а летчику представилась возможность для всяческих раздумий. Арцеулов понимал, что испытания обязаны выявлять какие-то дефекты: на то они и испытания!.. Но здесь самолет обнаружил серьезные просчеты, еще не поднявшись в воздух, и вольно было подумать: "Что же будет дальше?"

 А тут еще пополз слух, будто Управлением воздушного флота получена из Франции телеграмма примерно в таком духе:

 "Очень сожалеем, что при испытании вашего истребителя разобьется летчик Арцеулов".

 Вот те на!

 Вежливость французов обычно весьма похвальна. Но здесь... Нужно быть дубовым, чтобы не покривиться.

 Друзья Арцеулова принимали все это близко к сердцу. Одни горячились:

 - Чепуха! Не придавай значения! Злющая утка, кому-то понадобилась для срыва испытаний!

 Другие, наоборот, допускали утечку за кордон кое-каких секретов: потому к разговорам относились серьезней.

 Можно понять и Арцеулова: ему чертовски надоело, а надо отшучиваться, стараться быть беспечным.

 Каждое утро он на полетах. На него пристально смотрят инструкторы, курсанты. Начлет обязан учить высшему пилотажу и быть примером выдержки, воли и мужества. В этом смысле он, Арцеулов, некий эталон.

 Рядом с ним учат летать Александр Жуков, Яков Пауль, Михаил Громов, Леонид Минов... Да и среди курсантов, должно быть, немало будущих знаменитостей. Хотя тогда еще даже имя Валерия Чкалова никому ничего не говорило.

 Но наедине с самим собой можно ли избежать в душе каких-то споров?

 Впрочем, не будем гадать: эмоциональное состояние слишком субъективно. Возможно, Арцеулов сразу же внушил себе твердо, что все будет хорошо, а дальше старался быть просто беспечным.

 Им руководила Воля.

 Теперь же, когда я думаю об этом, мне приходит на ум какое-то свое трудное "накануне". И воскресает в сознании полузабытый, но немало откровенный разговор с самим собой.

 Помнится, затеяло будто бы невзначай Сомнение:

 - Как все это неприятно...

 - Понимаю, - с усмешкой перебила Воля, - ищешь лазейки, как выйти из игры?..

 - Ничуть, - стушевалось Сомнение. - Просто хочу поразмышлять свободно.

 - Вижу тебя насквозь!

 - Послушай, Воля, давай поговорим любя. Может быть, с нас хватит приключений? Причем, позволю тебе заметить...

 - Заткнись!..

 - Зачем так грубо? Вот ты опять ругаться. Знаю, ты играешь на слабости. Да, не смейся - я иногда из-за этого страдаю. Но здесь, посуди, уж очень необычный риск...

 - Все?

 - Покамест.

 - Ясно. Есть, конечно, на твоей стороне доводы рассудка. Однако опыт закаливает умение.

 Даже если нам представится один шанс из ста - надо им воспользоваться и избежать худшего...

 - Ну, а если?.. - вкрадывалось Сомнение.

 - Что ж... - после паузы вступила Воля, - я защищаю Имя. Взялся - ходи! Имя иногда можно сохранить ценою жизни. Так что только вперед.

 Он сегодня лучше выспался. Или утро взбодрило... На рассвете прохлада ароматна.

 В Петровском парке безлюдно. Лишь шины велосипеда шуршат песчаной тропкой старинной липовой аллеи. Приятно чувствовать на педалях пружинистые ноги. Где-то на Верхней Масловке горланят петухи. И просыпается Ходынка: закашлял, зачихал старенький "Рон", будто слезая с печки. Его передразнил другой мотор, бодрее. Пошел. Потом в приглушенное жужжание вплелось еще одно. Подальше зачавкал "Мерседес"... Очень мягко заговорила "Пума".

 День настал, но солнце еще не поднималось.