С куклами к экватору

Мы смотрим с террасы на современную и совсем не чуждую нам сказку. Парни захватили с собой гитару, и над темным морем, над сверкающей набережной, над светящимися жилыми кварталами звучат чешские песенки. Как на родине.

II. ЦЕЙЛОН

НАЗВАНИЯ БЛАГОУХАЮТ И ИЗДАЮТ ЗЛОВОНИЕ

Итак, мы прощаемся с праздничным Бомбеем. Последняя картинка, запечатлевшаяся в нашей памяти: детская ручка, просунутая меж прутьев балконных перил, и в ней искрящаяся ракета: пусть вся улица видит, какой замечательный подарок принес с базара папа.

Наш заключительный спектакль был очень торжественным, но гораздо меньше удовольствия доставила нам ночью упаковка кукол и доброй тысячи килограммов остального багажа. После этого мы поспешили в отель, чтобы урвать хоть три часа для сна, а в половине пятого зазвенел будильник. Мы отправились на аэродром, и, к нашему изумлению, оказалось, что все наши милые бомбейские друзья встали так же рано, как мы. Они поджидали нас у таможни и опять с центнером цветов. Ни они, ни мы не скрывали умиления и хлопали друг друга по спинам. Наша первая гастроль прошла удачно, мы встретили здесь хороших людей и уезжали с чувством, что приехали не напрасно.

А затем мы стартовали, за каких-нибудь два часа пересекли порядочный кусок Индии и, кроме того, передвинулись сильно на юг. С Мадрасом — одним из крупнейших городов страны — мы на этот раз не ознакомились поближе, но уже в аэропорту заметили, что люди здесь гораздо темнее. Воздух был более влажным и дрожал над покрытыми водой рисовыми полями. А там, где не было полей, мы видели пучки пальм, отбрасывавшие в утреннем свете длинные тени.

Второй перелет — из Мадраса в Коломбо — продолжался тоже всего два часа. Тут уж мы летели над морем: Коромандельский берег остался в стороне, Пондишери тоже… Простите, вы также находитесь в сентиментальном плену у старых названий, вычитанных в географических атласах? Коромандель, Пондишери, Траванкур, Коимбатур, Тривандрам… Когда мы мальчишками путешествовали пальцем по географической карте, эти названия действовали на нас как алкоголь. Многие из них сейчас исчезли с карты Индии. Кое-что изменилось вследствие политических переворотов — так оно и должно быть, — кое-что переделали наши усердные лингвисты — может быть, и это нужно было. Но все-таки, когда мы блуждаем по миру, полные воспоминаний о чем-то одуряюще благоуханном, давно любимом, нам грустно оттого, что мы с этим почти не встречаемся на карте.

Происходит то же, что с несчастной детской любовью. Мы стареем, с годами окружающий нас мир меняется, так же как и мы, а какое-нибудь старое название с географической карты притаилось в глубинах памяти, не меняясь, с застывшей, призрачно детской улыбкой. И не находя сегодня того, что было вчера, плачет, упрямится, топочет слабыми ножками, отказывается от новой формы. Нам так хотелось бы объяснить ему, что старые названия дали колонизаторы, исковеркав настоящие индийские, а теперь, когда им пришлось оттуда убраться… Но поди, объясни этому инфантильному, законсервированному в тебе самом существу, что оно консервативно.

Но бывают и совершенно обратные чудеса. Название «Цейлон» пропитано давним ароматом чая, оно сверкает под гигантскими папоротниками, как на изящном блюде. И вот вы вправду оказываетесь на этом острове и узнаете, что у него есть прекрасное древнее название: «Ланка». Оно не напоминает вам «лань»? Ну как сразу не влюбиться в это слово, особенно нам, чехам? Неужто вы не готовы вырвать из своего сердца Цейлон, и все, что с этим названием связано, отдать взамен за другое — юное, стройное и легконогое? Ланка! А откуда взялся Цейлон? Зейлан — назвали остров чужеземцы, португальские завоеватели. Не сохранился ли в нашей памяти аромат чая попросту от английских цибиков, на которых было написано: «Lipton’s Ceylon Tea?» И вообще, характерен ли для этого острова именно чай? Знаменитым чайным плантациям не больше восьмидесяти лет. Англичане спешно заменяли ими какаовые деревья, пораженные вредоносным грибком… Что ж долго раздумывать, друзья, хочется мне воскликнуть, ведь, печатая уйму новых карт, мы расправляемся с названиями достаточно независимо! А что, если написать на них не «Цейлон», а «Ланка»?

Но тут же я одергиваю себя. Цейлон — название, благоухающее чаем и сильно смердящее колониализмом, но это название привычное. Укоренившееся. Оно на всех картах мира, да и сами цейлонцы давно примирились с ним в своих международных отношениях, а это большое дело. В современном взбаламученном мире так мало понятий, по поводу которых все единодушны. Зачем же легкомысленно уменьшать их количество?