Читаем С Лазурного Берега на Колыму. Русские художники-неоакадемики дома и в эмиграции полностью

«Однажды в такую минуту я услышал, как совершенно натурально Судейкин сказал: “Леонардо да Винчи”… и тот незабвенный вечер в Нью-Йорке послужил нашему общему слиянию: мы все перешли на ты, и Яковлеву был “заказан” нами наш общий портрет, для чего Саша сделал в один вечер, перед самым его отъездом в Бостон всех нас, работая над каждым от 24 до 30 минут (кто-то в восторге считал эти минуты и даже секунды). Присутствовали Николай Ремизов, Сергей Судейкин, Савелий Сорин, Константин Аладжалов и (пишущий эти строки) Борис Григорьев».

«Впервые я видел, как работает… Саша, но я отводил глаза и плакал, ибо читал такую тайну, от которой было страшно мне. Саша делал свою работу кусочками сангины, которая тут же лежала в круглой жестяной коробочке (хоть бы ее теперь позолотить!). Уголком этих красненьких камушков, которых нельзя было приметить в его таинственной руке, он и совершал свое быстрое чудо — чудо “лучшего из двух рисовальщиков”, как сказал Сарджент о Яковлеве».

А. Яковлев. Портрет Бориса Григорьева


После описанного здесь нью-йоркского шоу Яковлев укатил в Бостон, где ему предложили непыльную и хорошо оплачиваемую должность в художественной школе местного Музея изящных искусств. Он был профессором школы, учил студентов рисунку и живописи, сам писал картины и выставлялся.

Уже в 1934 году прошли у него персональные выставки в Вашингтоне (в Национальном географическом обществе) и в Бостоне (в Музее изящных искусств), а позднее также в Нью-Йорке, Чарлстоне и Питсбурге.

Конечно, Бостон не Париж, где Яковлев дружил с самим Сегонзаком, встречался с Пикассо, Браком, Матиссом, Руо, со всей русской эмигрантской элитой. И конечно, было ему скучновато в тихом Бостоне. Он скучал по Италии, по старой, доброй Европе (как позднее нестерпимо скучал по ней до самого дня смерти Мстислав Добужинский). На третьем году своей мирной американской жизни Яковлев писал в письме другу по африканской экспедиции Одуэн-Дюбрею:

«Дорогой друг, я был очень рад получить ваше письмо и услышать о конференции, посвященной нашей экспедиции. Я продолжаю вести здесь свою преподавательскую жизнь, изо всех сил стараясь не терять времени и делать кое-что свое, хотя должен признать, что атмосфера в Бостоне не слишком способствует творческой работе. Она провинциальна и консервативна… Собираюсь будущий год провести в Европе, хотя и отдаю себе отчет, что дела там идут не блестяще. Надеюсь однако продержаться год, после чего, если выживать станет трудно, решусь вернуться в Соединенные Штаты, где надеюсь снова найти место и заработать свой хлеб насущный в бостонской Школе искусств, откуда меня отпускают неохотно и где рады будут видеть меня снова — пока же для меня просто жизненно важно будет окунуться снова в будоражащую атмосферу Парижа и доброй старой и больной Европы».

Однако предвидеть, чем обернется для него свидание с Парижем и насколько больна и беззащитна перед напором диктаторов тогдашняя Европа, художник Яковлев, конечно, не мог.

Он вернулся в Париж в 1937, показался всем свежим и здоровым, а в мае 1938 года он уже умер под ножом хирурга. Нужно быть слишком смелым биографом, чтоб с уверенностью ставить диагнозы и писать эпикризы людям, погибавшим в эти душегубные годы. Есть новые словари (вроде, скажем, минской «Энциклопедии русского авангарда»), которые вообще не указывают причины смерти, а только даты — ни для тех, кто были расстреляны, ни для тех, кто были повешены, ни для тех, кто были зарезаны. Иные биографы подобросовестнее сообщают: «умер при невыясненных обстоятельствах». Так умерли в эти годы многие завсегдатаи коминтерновского Ла Фезандри (скажем, П. Вайян-Кутюрье). Другие завсегдатаи того же Ла Фезандри, были приговоренны к расстрелу (как М. Кольцов) и повешенью (как Отто Кац) или повешеным тайно, без приговора (как Мюнценберг). Иные были зарезаны (в парке, как Навашин), у себя дома или на улице. Нелегко найти причину расправы или даже повод — человек случайно попал в список «врагов народа», «шпионов» или злостных «невозвращенцев», а доносчик и штатный убийца ждали вознаграждения или награждения орденом. Легко предположить, что в такой список попал знавший множество опасных врагов народа «дважды невозвращенец» Александр Яковлев. Одновременно с ним попали в такой список лучший друг Яковлева возвращенец Василий Шухаев и его возвращенка-жена Вера Гвоздева. Конечно, во Франции человека нельзя было послать по этапу в концлагерь. Но зато его можно было убить, как правило, безнаказанно. Как известно, лечебные учреждения в те роковые годы считались подходящим местом для убийства. Конечно, в Москве все это было лучше налажено — существовали для убийства и специальные клиники (даже «кремлевские») и особые лубянские врачи. В такой клинике был зарезан ненужный властям Фрунзе. Тесть Татьяны Яковлевой (С. Либерман) намекает в своих мемуарах, что его покровитель Л. Красин с большим опасением переступал порог этой клиники. И не зря боялся…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Спецназ
Спецназ

Части специального назначения (СпН) советской военной разведки были одним из самых главных военных секретов Советского Союза. По замыслу советского командования эти части должны были играть ключевую роль в грядущей ядерной войне со странами Запада, и именно поэтому даже сам факт их существования тщательно скрывался. Выполняя разведывательные и диверсионные операции в тылу противника накануне войны и в первые ее часы и дни, части и соединения СпН должны были обеспечить успех наступательных операций вооруженных сил Советского Союза и его союзников, обрушившихся на врага всей своей мощью. Вы узнаете:  Как и зачем в Советской Армии были созданы части специального назначения и какие задачи они решали. • Кого и как отбирали для службы в частях СпН и как проходила боевая подготовка солдат, сержантов и офицеров СпН. • Как советское командование планировало использовать части и соединения СпН в грядущей войне со странами Запада. • Предшественники частей и соединений СпН: от «отборных юношей» Томаса Мора до гвардейских минеров Красной Армии. • Части и соединения СпН советской военной разведки в 1950-х — 1970-х годах: организационная структура, оружие, тактика, агентура, управление и взаимодействие. «Спецназ» — прекрасное дополнение к книгам Виктора Суворова «Советская военная разведка» и «Аквариум», увлекательное чтение для каждого, кто интересуется историей советских спецслужб.

Виктор Суворов

Документальная литература
Светочи тьмы. Физиология либерального клана: от Гайдара и Березовского до Собчак и Навального
Светочи тьмы. Физиология либерального клана: от Гайдара и Березовского до Собчак и Навального

Жизнь быстротечна: даже участники трагедии 90-х забывают ее детали. Что же говорить о новых поколениях, выросших после августа не только 1991-го, но и 1998-го? О тех, кто был защищен от кошмара либеральных реформ своим младенчеством и до сих пор молчащими от стыда родителями, – и потому верит респектабельным господам, так уверенно лгущим о свободе и демократии?Живя в стране оборванных цитат, мы не помним вторую половину поговорки: «Кто старое помянет, тому глаз вон, а кто забудет – тому оба». А она становится до жути актуальной в ситуации, когда тот самый либеральный клан, чьими усилиями уничтожена наша Большая Родина – Советский Союз, не только по-прежнему процветает, но и остается у власти, и, насколько можно судить, эффективно, энергично и изобретательно старается вновь уничтожить нашу страну – теперь уже Россию.Эти люди, по-прежнему служа международным корпорациям, могут проделать с Россией то, что когда-то сделали с СССР: взорвать изнутри, развалить на куски и скормить их своим иностранным хозяевам.Чтобы не допустить этого, надо знать в лицо тех, кто уничтожал нас в 90-е годы и с упоением продолжает свое дело и сейчас. Именно о них – творцах либеральных реформ 90-х, «нулевых» и нынешнего времени, обо всём либеральном клане, люто ненавидящем и последовательно истребляющем нашу Родину – новая книга политика, экономиста и писателя Михаила Делягина.Врага надо знать в лицо, – но намного важнее понимать, как он стал врагом, чтобы не допустить превращения в него собственных детей.

Михаил Геннадьевич Делягин

Документальная литература / История / Образование и наука