говорил он и, не дожидаясь ответа, продолжал по-
мальчишески восхищенно:
– А чьи они? Почему их два? Зачем два патрона?
Начищенные, как новые!
Вожак резко громко захлопнул шкатулку:
– Это деду достался трофей, когда он на войне был. А
отцу это и на фиг не надо. Он в гараж к своему хламу
выбросил. А я начистил и смазал, как, помню, дед мне еще
в детстве показывал. Изначально шло два патрона, еще
даже ни разу не попробовал стрельнуть. Все случая не
было, – уж как-то очень спокойно вдруг изменившимся
тоном сказал он. Заметно, что к деду он испытывал
нежные чувства.
– Еще дед сказал, что это дуэльные револьверы –
подарочный набор, еще с Первой мировой! – и задумчиво
продолжил: – Представляете, сколько им лет! Сколько раз
от них жизнь человека зависела? А сколько людей
пострелялись?..
Он замолчал. По его отсутствующему взгляду стало
понятно: он представил те далекие времена, ту жизнь и
нравы, тех мужчин со шпагами и дам, ради которых шли на
дуэли...
– А сейчас они вот здесь, среди хлама в гараже, – тихо,
словно подводя итог своему быстрому путешествию в
прошлое, присев на диван, продолжал Вожак, положив
себе на колени шкатулку.
49
– Ой как интересно, Котюся! А ты никогда не
рассказывал! – веселым, беззаботным голосом сказала
Руся, нарушив ностальгическую атмосферу.
– Случая не было, говорю же! Ну сегодня испробуем, –
уже поднимаясь, произнес Вожак, – и повод есть. Вот у нас
два победителя, – повернувшись лицом ко мне и Пашке,
весело он сказал. – Устроим дуэль: кто выживет –
получает приз!
Эти слова прозвучали слишком весело, чтобы казаться
правдой. Взглянув в глаза Вожаку я поняла: он не шутит.
Но вдруг послышался шум и грохот, мы все глянули в
сторону дивана. Костя, схватив Лизу за руку, тащил ее к
выходу через весь хлам, который разбросал Вожак. Он
молча подошел к Вожаку и сказал:
– Мы с Лизой в этом безумии не участвуем! – и, твердо
держа Лизу за руку, направился к выходу.
Вожак быстрым и, как показалось, умелым движением
вытащил револьвер и, зарядив, направил его в спину
Кости, хамовато сказал:
– А придется! Еще шаг – и я стреляю! Сначала в тебя, а
потом в твою сучку! Ведь патрона два! – Костя
остановился, а Вожак начал приближаться к нему.
Подойдя вплотную, ткнул оружием в спину и твердо
сказал: – Мы все это вместе начали – вместе и закончим!
Всем понятно?
Ощутив упругость ствола на спине и поняв серьезность
слов, Костя поднял руки над головой, давая понять, что он
сдается, повернулся лицом к Вожаку. Из рассеченных ран
сочилась кровь, но взгляд его был спокойным и
равнодушным:
– Давайте сделаем это быстро! Я больше не хочу этих
игр, они всегда заканчиваются безумием, – начал Костя
тихо и, стоя под прицелом, пронзительно посмотрел в
глаза Вожаку. – Твоим безумием, Андрей. Ты не можешь
вовремя остановиться. У тебя всегда есть начало и
обязательно должен быть конец. И зачастую очень
грустный конец. Но стреляться – это уже слишком! Ты
подумал головой, что может случиться? Ты готов стать
50
убийцей, пусть даже не своей рукой? Это человеческая
жизнь и ты не Бог, чтобы ее забирать! И за что забирать
жизнь у этой женщины и у Пашки? За что? Что стоит
больше, чем жизнь?
Не отводя глаз от Вожака, Костя шагнул вперед, прямо
на приставленное к нему дуло.
– Андрей, не надо, – плачущим голосом завыла Руся:
– Лизка, что ты стоишь и молчишь, ну скажи хоть что-то.
Руся начала трясти повёрнутую к ней спиной Лизу.
Когда Лиза повернулась, лицо ее было мертвенно бледное
с застывшей маской ужаса, а из глаз произвольно
катились слезы.
– Лизка, ну не реви, перестань, ну, скажи им, – без
умолку говорила Руся, не переставая трясти ее и
одновременно утирать слезы, шлепать по щекам и
прижимать к себе.
Лиза напоминала неморгающую куклу, она просто
стояла и не могла прийти в себя от случившегося. Поняв,
что от нее ничего не добиться, Руся бросилась к Пашке,
который стоял рядом со мной.
Его руки безвольно висели, осанка ссутулилась – он
опять превратился в того добродушного Степку-растрепку.
На лице – гримаса неудачника, который в очередной раз
не справился с поставленной перед ним задачей. К такому
концу он не был готов – ни морально, ни физически.
Подняв скорбный взгляд на Русю, он безразлично сказал:
– А что я могу? Ведь мое мнение здесь никому не
интересно!
Он, посмотрев на всех, заглянул в глаза каждому,
пытаясь донести свою обиду и боль, разочарование и
унижение:
– Вам всем надо только одного – поржать и
поиздеваться надо мной, так давайте, ржите – теперь я
повеселю вас своей смертью! – это прозвучало, как
предсмертная записка.
Пашка замолчал и, подойдя к дивану, демонстративно
сел на место Вожака. Руся не оставляла попытки
51
остановить и вразумить Андрея, но подходить к нему