С любимыми не расставайтесь!

– Лучше уж я сейчас потерплю, зато потом сразу пройдет.

– Раз больной просит сам, – вмешался Рубахин, – можно и не обезболивать, тем лучше…

Он подошел к Чеснокову, слегка подтолкнул его к столику.

Чесноков взял щипцы.

– Ну и правильно, и чего же тут думать! – ободрил Рубахин и повернул его к креслу.

– Виноват, минутку, – сказал Чесноков и хотел снова отойти, но Рубахин придержал его сзади и не пустил.

– Чего уж там, – сказал он, – давайте мы его пока удалим, а потом уж…

Вот тогда это и произошло. Чесноков наклонился к больному и выпрямился в странном изнеможении, держа в щипцах удаленный зуб.

Больной, не закрывая рта, недоверчиво косился на него.

– Все, – сказал Чесноков.

– Уже? – спросил больной.

– Уже.

– Ха!..

– Что?

– А я и не почувствовал.

– Ну уж не говорите, – не поверил Чесноков.

– Нет, я, знаете, вообще ничего не почувствовал, – все больше удивлялся больной. – Очень удачно, очень.

– Вот и все в порядке, – сказал Рубахин.

Больной поднялся и вышел из кабинета, посмеиваясь и крутя головой. Чесноков нагнал его и спросил еще раз:

– Нет, вы действительно ничего не почувствовали? Я интересуюсь, потому что это очень странно, этого не может быть.

– Медицина! – сказал больной и, обращаясь к очереди, посоветовал: – Главное, это не надо обезболивать. Раз! И готово.

Чесноков вместе с ним вышел на улицу. Здесь он сердечно пожал больному руку и стоял, глядя ему вслед, и халат его развевался на ветру.

Из двери выбежал Рубахин:

– Сергей Петрович, вас ждут!

Когда они вернулись в кабинет, в кресле Чеснокова уже сидела женщина.

– Я сейчас, мальчик, подожди еще немножко, – сказал Рубахин своему пациенту и на всякий случай опять занял место за спиной Чеснокова.

– Тогда уж мне тоже не надо делать укола, – попросила женщина. – А то я укола боюсь.

Чесноков опять упал духом и взглянул на Рубахина.

– Может быть, все-таки лучше обезболим? – сказал Рубахин.

– А впрочем, – перебил его Чесноков и взял со столика щипцы.

Он сосредоточился и на минуту стал равнодушен ко всему на свете, кроме сидевшей перед ним женщины. Лицо его было спокойно, и только глаза возбуждены и даже, казалось, веселы. Он наклонил голову, сделал незаметное движение и сказал:

– Все.

– А зуб? – спросила женщина.

– Вот он.

– Что же я мучилась! – воскликнула она.

– Следующий, – волнуясь, позвал Чесноков.

– Видал? – сказал Рубахин своему мальчику, который сидел, по-прежнему стиснув зубы.

Мальчик покачал толовой.

– Что же, я так и буду стоять над тобой целый день?

Мальчик молчал.

Следующим пациентом Чеснокова был я. Мою первую встречу с ним я запомнил навсегда. Он стоял над креслом, в котором я сидел с разинутым ртом.

– Все, можете идти, – сказал он мне.

Я не сразу понял его.

– Как, уже?

– Следующий, – сказал Чесноков.

Он уже не смотрел на меня. Он не совсем понимал, что происходит, но сердце у него колотилось медленно и весело.

Мне надо было уйти, чтобы не мешать ему, а я не мог.

Я остановился в дверях и смотрел.

В кресло усаживался следующий, а Чесноков подошел тем временем к мальчику, который, стиснув зубы, сидел перед Рубахиным, и сказал:

– Ну-ка!

Мальчик поспешно открыл рот.

Чесноков наклонился, одновременно прихватив со столика щипцы, и через мгновение сказал:

– Иди к маме.

Рубахин смотрел на него молча. Он немного испугался. Но затем преодолел свою робость, вздохнул и обнял Чеснокова.

Вечером он вел Чеснокова по городу, знакомя с ним всех, кого считал того достойным. Едва ли не первым Рубахин познакомил с ним меня.

– Это наш учитель. А это наш новый зубной врач, новое пополнение. А какой это врач – скажу лишь одно: я за свою практику такого еще не видел.

– Бросьте вы! – отбивался Чесноков.

– А что он может мне сказать нового, – и я показал Рубахину то место, где прежде был зуб, – когда я сам свидетель! Жаль, что я не сохранил этот зуб на память.

– Что, совсем не было больно, в буквальном смысле слова? – недоверчиво спросил Чесноков.

– Абсолютно.

Чесноков засмеялся. Он был в том настроении, какое наступает после долгого уныния. Все страхи и беды вдруг остались позади, судьба повернулась – и как! В эту минуту ему нравилось все, ему казалось, что и он симпатичен всем. После долгого молчания, когда ни с кем нельзя было поделиться, ему хотелось рассказывать о том, что его мучило прежде. Теперь уже нечего было стыдиться, напротив: чем хуже было прежде, тем удивительнее казалось то, что произошло с ним сейчас…

– Если бы вы знали, в каком жутком настроении я сюда ехал! Теперь я могу рассказать. Я вообще впечатлительный человек, а в училище на выпускном зачете со мной произошел убийственный случай: я сломал человеку зуб, и преподаватель у меня на глазах вынужден был выдалбливать корень!

– А вот и Ласточкина, – обрадовался Рубахин. – Познакомьтесь.