Дело в том, что я поотвык от своего имени. Кличка же моя, надо сознаться, Алкаш. Такая уж мне досталась, хоть пьет в городе каждый третий.
Иду за девушкой по запущенному коридору.
Привела меня в голый кабинетик. За канцелярским столом сидел молодой человек воинственно-скандинавского вида. Он заговорил со мной мягко, неторопливо.
– Простите, у нас не принято так сидеть.
Я не сразу понял, как не принято. Потом сообразил: сижу нога на ногу.
– Это вредно?
– Это будет… это затруднило бы наши взаимоотношения. Руки, пожалуйста, на стол. На один стук отвечайте левой рукой, на два – правой. Постарайтесь не ошибиться. Внимание…
Стал постукивать облезлой шахматной пешкой по столу. Я старался не ошибаться. Он подсчитал ошибки, записал количество, сказал:
– У нас принято говорить «спасибо».
– Спасибо.
– Пожалуйста.
Смерил давление. Смотрит, чего-то ожидая.
– Спасибо.
– Следите за собой.
– Ну да, простите.
– У нас не принято говорить «ну».
Должен сказать, что эти пустячные запреты – не говорить «ну», не говорить «ага», не сидеть нога на ногу, вставать при появлении девушек в белом – оказались в дальнейшем не так просты и осваивались с трудом. Первое время надо было являться каждый день, затем через день, потом раз в неделю. Обследовали нас сотрудники очень молодые и все с высшим образованием, энтузиасты. Результаты обследований поступали на ЭВМ (реакция на световые сигналы, запоминание знаковых сочетаний, разное другое). Расшифровка продолжалась долго, так что в основном мы проводили время в комнате бесед. Причудливая компания здесь собралась.
Но я успел уже привыкнуть к жизни уединенной, общаться мне было затруднительно.
Однако на обследовании мне было сделано замечание:
– У нас не принято держаться от других в стороне. Здесь есть интересные, одаренные люди. Они открытые и общительные, потому что избавляются от своих болезней. Постепенно и вы станете так же открыты и доброжелательны. Но к этому надо приложить усилия.
Сегодня показалось солнце. Кто-то отворил балконную дверь. Все вывалили на балкон. Правда, и смотреть-то отсюда не на что. Захламленный пустырь, заброшенные мастерские…
На этот раз меня обследовала девушка, у которой был стойкий деревенский румянец.
– Сегодня вам предстоит просто поговорить, – сказала она.
– Спасибо, – сказал я.
«Пожалуйста» не успела сказать, наверное, потому, что я поторопился и преждевременно сказал «спасибо».
– Что вас беспокоит?
– Ничего.
– Но что-то, наверное, есть. Хотите же вы излечиться. От чего?
Не хотелось признаваться в том, что я попиваю.
– Хорошо, тогда я буду спрашивать, а вы отвечайте. Просто: да или нет. Тяжесть на душе?
– Это есть. Именно тяжесть. Особенно когда…
– Следите за собой, просто: да или нет. Чувство безнадежности?
– Бывает. Иногда. То есть не полной безнадежности… Прошу прощения – да.
– Отвращение к себе?
– Да.
– Отсутствие радости жизни?
– Да.
Она стала проглядывать свои листочки. Так студентки проверяют перед экзаменом, не упущено ли что-нибудь. Наверное, начинающая. Дальше, наверное, начнется по психоанализу, детские травмы, это даже я знаю.
– Расскажите, пожалуйста, о своих родителях.
Я рассказал.
Она ничего не отвечала, лишь записывала это в свою тетрадку. Но странно – мне становилось легче.
Правда, во второй раз, когда я отправился сюда уже один, без Землеройки, – надо сознаться, заплутался. Иду за небольшой компанией, которая направляется, видимо, туда же. Долго шли, то вперед, где бывшие мастерские, то назад, где бывшее кладбище, наконец добрались. Куда? В бывший туалет. Словом, едва нашел болотистый ров этот и дом этот бывший.
В чем же заключается наше лечение, спросите вы. Этот вопрос задаю себе и я. Обследуемся и обследуемся. И никаких. Даже иглоукалывание противопоказано. Что же дальше?..
Но потом я понял: лечение – вот оно! Нас пытаются вернуть к тому, что всегда само собой разумелось, было естественным для любого человека. И забыто. Напрочь. Хотя бы к этому вернуть нас! Пускай поначалу внешне. Чтобы с течением времени…
Наш город мал. Вообще все в нашей стране как бы уменьшилось. Областной город стал похож на наш райцентр, а наш райцентр и вовсе… Вечером ни одного огонька в домах, боятся банды Одноухого. Улицы выходят прямо в поле. Зимой снег прикроет завалы мусора. Все станет белым, округлым. Но весной все равно оголится мусорная земля. И никому в голову не придет убрать все это. Вывезти и сжечь, что ли.
А вот этот дом – желтый, с облупившейся штукатуркой, с одним окошком в стене – как будто повернулся к улице задом. Этот дом надо миновать осторожно и быстро. Снаружи-то он такой, как все, а внутри живет глава торгованов. И вот обхожу этот дом незаметно, а он из этого окошка как вперится гипнотическим взглядом и говорит по-дружески:
– Ты что же это?..
А я что, я ничего, я только бы пройти мимо, и все.
– Прячешься? Боишься, я тебя пить заставлю?
Это верно, боюсь. Теперь мне нельзя, нарушу лечение. Если потянет, я должен даже ночью срочно звонить дежурному К. М., и он тут же сделает процедуру, вроде укола, и сразу же исчезнет желание выпить. А он говорит:
– Зашел бы!..