С любимыми не расставайтесь (СИ)

— Как тебя зовут? — прохрипело над самым ухом, и я дернулся, как припадочный. Господи, он доводил меня даже своим голосом — внизу живота снова пронесся горячий поток.

— Дэн.

— Я — Шурка, — буркнул он, отбрасывая окурок.

— Саша?

— Шурка! — Он упрямо тряхнул головой и поправил ремень на джинсах. — Блядь, грязный, как из свинарника.

— Пойдем ко мне, почистишься, — пискнул я еле слышно. — Я живу в двух шагах отсюда.

— Шляешься по ночам, — проворчал он и вдруг весело заржал. — Не боишься, что изнасилуют? Пойдем.

Я не мог поверить, что это правда, что сейчас он переступит порог моей квартиры, и я запру двери на все замки.

Я заманивал его, я его похищал. Своего любимого Шурку.

— Один живешь? — чересчур безразлично спросил он, и меня в очередной раз ошпарило: он знал, зачем мы идем ко мне, знал, что сейчас будет и… волновался?

— Один.

…Мы трахались с ним всю ночь, до потери пульса. Вернее, я трахал его, потому что моя истерзанная задница не способна была снова принять даже палец, как бы сильно я этого ни хотел. Но сначала мы целовались. До изгрызанных губ. Никогда и никого я так сладко и так ненасытно не целовал. Да и он засасывал мои губы с жалобным всхлипом, облизывал быстрым языком подбородок, слепо тыкался в уголок рта и снова засасывал.

Потом он попросил ему подрочить.

Откинулся на спину и выставил свой охренительно красивый член.

Я накинулся на него ртом, но он бережно отодвинул моё лицо, погладил пальцами распухшие губы и попросил: — Потрогай меня, пожалуйста, поласкай.

Тогда я впервые подумал, что с моим любимым Шуркой не так всё просто. «Поласкай»?

Я лег рядом и положил на него ладонь… Как я его ласкал! Я не знал, что способен на ласку, да ещё такую. Себе я всегда отдрачивал грубо — мне нравилась именно грубость. Оргазм при этом бывал крышесносным, до искр из глаз.

Шурку я довел до беспамятства именно нежностью. Он извивался под моими руками, едва не плача. Кончая, он вцепился в мою ладонь, а потом, продолжая содрогаться, мазнул этой моей мокрой ладонью между своими ровными, гладкими половинками, и сказал: — Трахни меня, Дэн.

Когда я в него вошел, мне почему-то подумалось, что внутри у него облака. Там было и гладко, и рыхло одновременно. Бесподобно. Невыносимо тепло и… чисто. Мой член погрузился и утонул… Я бы и рад был оставаться в Шурке подольше. Входить в него снова и снова: сначала медленно, то выскальзывая полностью, дразня и поглаживая налитой головкой маленькое отверстие, то проталкиваясь глубоко и сильно; потом всё быстрее, наращивая темп и мучительно-сладко приближаясь к завершению. Но дернувшись всего несколько раз, я заорал, щедро выплескивая в эти чистые облака крутой кипяток.

Шурка, Шурка, Шурка…

Ты спишь на моём плече. Ты мой единственный свет, мой смысл, моя правда.

*

Так начался наш сумасшедший роман.

Он длился два месяца и одиннадцать дней.

Его, как и все романы, мало-мальски достойные уважения, подстерегал кровожадный зверь о семи головах и о десяти рогах, и имя ему было — Разлука.

Я умру без него, слышишь ты, долбаное божество?! Радуйся! Твоя месть удалась.

========== Глава 2 Солнышко ==========

Обычно я всегда просыпаюсь долго. Проклиная будильник, с головой закатываюсь в одеяло, пытаясь оттянуть неизбежное и воруя у самого себя драгоценные минуты — ни душ нормально принять, ни кофе со вкусом выпить…

Сегодня я проснулся мгновенно, но из сна меня выдернул не будильник. Грудь ощутимо придавило что-то теплое и тяжелое, и я сразу понял, что это Шуркина голова. Я чуть-чуть приоткрыл глаза и сквозь дрожь ресниц увидел его. Шурка лежал на спине, вольно раскинув руки и ноги, упираясь затылком в ямку между моих сосков, и уютно похрапывал.

Мне сразу же захотелось разбудить его, зацеловать расслабленный рот, оживить сладкий язык, отдохнувший за несколько часов глубокого сна, но я боялся даже дышать. Сейчас я пошевелюсь, он откроет глаза, потянется, хрустнув тонкими ребрами, и выпрыгнет из моей кровати. И из моей жизни. Ведь прекрасные сны всегда заканчиваются, на то они и сны.

Поэтому я лежал неподвижно и слушал удары сердца, мысленно матеря его за предательский грохот и несдержанное трепыхание.

Но Шурка сам завозился, завертел головой и, извернувшись, как уж, привалился ко мне животом, мазнув по бедру мягким, прохладным членом. Он не проснулся, наоборот — судорожно вздохнув, засопел ещё громче, а я едва не захлебнулся рванувшим из горла стоном. Я так сильно его любил!

Через полчаса он низко и немного сипло пробормотал: — Я знаю, что ты не спишь. Сильно мы опоздали?

И открыл глаза.

Я смотрел на него завороженно и туманно: за эти полчаса в своих эротических грезах я облапал его не единожды, очень темпераментно и откровенно, а потому плохо соображал.

— Дэн, — позвал меня Шурка, — который час?

— Не знаю. Ты куда-то торопишься? — И я осторожно обнял костлявые плечи.

Он на секунду прижался всем телом и, сладко зевнув, высвободился из моих рук.

— Мы оба торопимся. Разве тебе в институт не надо?

— Надо… — вяло согласился я и добавил: — Плевал я на институт.

— Напрасно. Сколько пар мы проспали?