Все майки у Бет черные, так что переодевается она в мгновение ока. Она дожидается девочек у лестницы в коридоре, где на стенах висят грустные одинокие рамки из-под фотографий. Каждая уходящая секунда, кажется, отщелкивает у нее в висках. К ее удивлению, первой к ней присоединяется Софи. На ней красная майка без надписей, и выглядит она просто замечательно, если не брать в расчет лицо.
— Ты что, накрасилась? — спрашивает Бет.
— Самую чуточку.
— Где ты взяла косметику?
— У Алины.
— А
— Это несправедливо!
— Жизнь вообще несправедлива. Поди-ка сюда.
Бет смотрит на подведенные глаза Софи потрясающего синего цвета. Она всего на пару дюймов ниже самой Бет. Вряд ли у нее еще долго получится запрещать старшей дочери пользоваться косметикой, но, по крайней мере, сделать так, чтобы на сегодняшней фотографии ее не было, в ее силах.
Она подавляет побуждение послюнить палец и потереть им накрашенное лицо Софи. Вместо этого она хватает дочь за руку и тащит в ванную. Выдавив на уголок полотенца немного жидкого мыла из дозатора, она мочит его под краном и принимается оттирать глаза и щеки Софи.
— Ай, у меня там прыщик!
— Прости. Блеск для губ можешь оставить, но это все.
Две младшие уже стоят в коридоре. На Грейси розовая майка, на Джессике голубая. Без надписей. И без пятен.
— Так, ладно. Выходим!
Они сбегают по лестнице, Бет хлопает в ладоши, давая Гроверу команду следовать за ними, и все мчатся к машине. Бет вставляет ключ зажигания и бросает взгляд на девочек в зеркало заднего вида. У Грейси глаза опухли от слез. У Софи все лицо в красных пятнах от слишком усердного трения, а на щеке действительно выскочил прыщ. Джессика сидит, сцепив зубы и скрестив руки на груди. Вид у нее надутый, но Бет понятия не имеет почему. Майки у всех четверых разного цвета, а лицо у Бет до сих пор пылает.
Они должны быть в белом. Они должны излучать спокойствие и счастье. Они должны приехать вовремя. И Джимми. Это их семейный портрет. На нем должен быть Джимми.
Наверное, надо позвонить и отменить съемку. Бет думает о прекрасных полупрозрачных рубашках и о коридоре с грустными пустыми рамками из-под фотографий. Она снова смотрит на трех своих девочек, потом на пустое пассажирское место справа. Это ее семья. Она делает глубокий вдох, медленно выдыхает через рот, сдает задним ходом и везет свое опоздавшее, разношерстное, зареванное, пятнистое, прыщавое, надутое обезджимленное семейство на пляж Циско.
Глава 20
Оливия смотрит на часы. Клиентка опаздывает. Это, как она уже успела сделать вывод из своего непродолжительного опыта, абсолютно рядовая ситуация. Если не вся семья целиком, то какой-нибудь заплутавший кузен, которому не объяснили, как добраться, или любимая сестра, которая должна явиться на съемку прямо с парома, или отец семейства, который на самом деле уже приехал, но сидит в машине с телефоном, потому что ему внезапно позвонили по работе. Он освободится через минуту. А может, через тридцать.
Поэтому Оливия стала носить с собой на съемки складной шезлонг. Она не против подождать на прекрасном пляже, если есть где посидеть. Небо с самого утра хмурится, того и гляди, пойдет дождь, и она сомневается, что сегодня вообще на пляже было много народу. Сейчас он практически пуст. Чаек больше, чем людей.
Оливии нравятся здешние чайки, чье сходство с чайками, которых она привыкла видеть на пляже Нантаскет, куда она всегда ездила гулять, когда жила в Хингеме, ограничивается лишь тем, что и те и те — черно-белые морские птицы. Нантаскетские чайки — ненасытные вороватые летающие крысы, готовые утащить любое съестное в хрустящих пакетиках, которое плохо лежит. Они бродят между пляжными подстилками, зорко поглядывая по сторонам, чтобы, улучив момент, когда на них никто не смотрит, проделать клювом дыру в нераспечатанном пакете картофельных чипсов или взвиться в воздух с целым сэндвичем.
Здешние же чайки практически не обращают внимания на людей с их снедью. Оливия наблюдает за тем, как одна из них вылавливает на мелководье краба, потом опускается с ним в ямку в теплом песке и, оторвав клешни, лакомится мясистым брюшком. Потом переключается на другую, которая, подлетев к парковке, бросает на асфальт моллюска, чтобы расколоть раковину. Кому нужны «Читос», когда вокруг полным-полно свежайших морепродуктов? Эти чайки — прекрасные величавые птицы.
Оливия провожает взглядом еще одну чайку, кувыркающуюся над морем на фоне облаков, и задается вопросом, может ли эта красота когда-нибудь приесться. Лазурная вода у самого края берега подернута мелкой сеткой переливчатой ряби, но дальше, ближе к горизонту, водная гладь становится неподвижной и почти белой. Лазерно-четкая темно-синяя граница отделяет океан от розовеющего неба на горизонте. Потрясающе.