С любовью, Энтони

Ну почему я не могу радоваться тому, что он счастлив в одиночестве на качелях? Почему я упорно считаю, что для счастья он должен делать то, чего от него хочу я? Потому что мир заполнен людьми, Энтони, а не качелями, а я хочу, чтобы ты был счастлив в мире, а не только на качелях. Неужели я слишком многого хочу? Неужели хотеть этого — эгоизм?

Все остальные дети на площадке способны играть самостоятельно и не сидят на качелях все утро, поэтому их мамы могли позволить себе устроиться вместе за одним из столов для пикника. А я качала Энтони и издали слушала, как они болтают и смеются, как им весело вместе. И чувствовала себя так, как будто снова вернулась в свой восьмой класс — белой вороной, исключенной из общего круга.

Говорят, что сейчас аутизм диагностируют у одного ребенка из ста десяти, но я не знаю ни одну другую мать в нашем городке, у чьего ребенка был бы аутизм. Где они все? Где? Я уже полгода как ушла с работы, и мне отчаянно не хватает взрослого общения. Разговоров. Утренних совещаний.

Друзей.

Карлин и Риа заходят каждый день, но они занимаются с Энтони. Они не считаются. А Дэвид реагирует так, как будто я прошу его в одиночку перекрыть крышу, каждый раз, когда я задаю ему простейший вопрос. Наверное, я слишком остро на все реагирую, потому что у меня сейчас месячные, но я вдруг поняла, как мне одиноко, глядя на компанию этих женщин. Компанию, в которую меня никогда не примут. Как это было в восьмом классе с компанией популярных девочек с их идеальными прическами, как у Фарры Фосетт, и модными джинсами «Джордаш». Я ненавидела их и в то же время до боли хотела стать одной из них.

Мы прокачались на качелях больше часа, когда те мамы позвали детей к столу перекусить. Дети подошли. Мамы открыли нарядные корзиночки для пикника и стали раздавать сэндвичи, йогурты, четвертинки апельсинов, сырные палочки, крекеры и коробочки с соком.

Пикник на площадке. Не для нас.