— Здесь двадцать парней в темных костюмах, давай конкретнее. — Кимберли делает глоток своего напитка, закатывая глаза.
— Девочки… — начинаю я вяло, будучи беззащитной перед ними.
Видите ли, дело в том, что я не люблю заниматься сексом со случайными незнакомцами — это область деятельности Вивиан, а не моя. Какая еще причина? Я глупо желаю разделить страстную ночь с одним мужчиной, который даже не знал о моем существовании до вчерашнего дня, когда я увольнялась, несмотря на то, что мы много раз находились вместе в одной комнате, никак не нарушая политику запрета служебных романов или всё же нарушая.
Прокручиваю в голове некоторые правила Трудового распорядка компании с угрюмым выражением лица:
А потом стало ещё хуже, благодаря дополнению к документу, разосланного всего тридцать дней назад:
Я читала эти правила не менее сотни раз.
Принимала желаемое за действительное.
Фантазировала.
Слово «увольнение» немного приводит в чувство.
Я пью из стоящего передо мной бокала, не обращая внимания на свои границы, а затем качаю головой, когда Вивиан толкает меня локтем в ребра, выводя из ступора.
— Хм?
—
—
— Кот.
Мои подруги ахают. Матерятся.
Прячутся.
Все три мои подруги падают на свои задницы и пытаются найти укрытие.
— Что за вечно любящий… Какого фига он здесь делает? — Кимберли дышит, прикладывая салфетку к лицу. Чтобы
— Наглость с его стороны. — Вив прикрывается кардиганом, как будто это плащ-невидимка. — Это наш бар, а не его.
Глаза Джен угрожающе сощурились, она уставилась на меня, прячась за миской с попкорном.
— Блин, прикрой лицо, или он тебя увидит.
Должно быть, они напились в хлам.
— О ком вы болтаете? — Я делаю еще глоток, пребывая в блаженном неведении.
— Пэй, прикрой свое лицо, черт возьми. — Кимберли хмуро смотрит на меня, бросая соломинку в мою сторону. — Там наш босс-ворчун.
Босс-ворчун?
— Это чертов Рим, ты, пьяная идиотка, — говорит Жен, ударяя меня по ноге под столом.
Когда его имя слетает с её губ, глубоко в моей душе загорается искорка радости.
Рим…
Рим здесь.
Я оборачиваюсь и замечаю его.
Его двое.
Они оба такие симпатичные, что я едва могу это вынести.
Подождите.
Этого не может быть,
Сидя на барном стуле, Рим одной ногой опирается на перекладину стула, а другая будто приросла к полу. Он держит на весу стеклянный стакан; его хватка крепкая, но небрежная. Галстука нигде не видно, несколько верхних пуговиц на белоснежной рубашке расстегнуты.
Уф.
Боже, он безумно горячий.
Его челюсть напряжена, губы поджаты, он внимательно изучает толпу, брови нахмурены, глаза ни на чем не концентрируются, просто наблюдают.
Он кого-то ждет или просто наслаждается атмосферой?
— Почему ты не прячешься? — спрашивает меня Кимберли с неподдельным страхом в голосе.
— Ты сдурела? Он нас увидит.
Есть кое-что, чего они не знают. Мне хочется сказать — «