— Коробку с бумажками уже унесли, — произнес Лондон, склонившись ко мне, и указал на пустой стол, куда вчера из фойе перетащили избирательный ящик. — Я проторчал в этом зале всю ночь, меня тошнит от одного вида той люстры.
— Не ворчи, все самое интересное впереди. Если ты ничего не напутал, конечно, — ответила я, одарив Олли беззаботной улыбкой законченной идиотки.
— Вот сейчас и узнаем, — он кивнул на мисс Аткинсон, нашего завуча, стремительно направлявшуюся к столу администрации. Перекинувшись парой слов с полным мужчиной в белом смокинге, она протянула ему конверт. — Это Крамер, он из Школьного совета, — пояснил Лондон.
Дальше заиграла торжественная музыка, толстяк поднялся с места, солидно и не спеша прошествовал на сцену, где уже суетилась с микрофоном тамада (или как там ее кличут басурмане забугорные).
Народ, почуяв, что начинается самое интересное, стал стягиваться ближе к сцене, пока я мечтала оказаться как можно дальше отсюда. Все-таки не каждый день приходится участвовать в афере столетия!
Лондон, почувствовав моё волнение, крепче сжал ладонь и сказал:
— Ничего не бойся.
Вполне естественно, что после его слов я стала волноваться еще сильнее и, встретившись взглядом с Гитой, облаченной в роскошное платье явно не из нафталинового гардероба Хочкис, поспешила отвернуться, слишком поздно сообразив, что стоило принять перед этим балом пустырник форте. А лучше трижды форте!
Тем временем тамада объявила, что почетная миссия огласить имена Короля и Королевы Осеннего бала предоставляется мистеру Крамеру, и, перечислив все его регалии, отошла на почтительное расстояние.
— Добрый вечер, леди и джентльмены, — начал тот свою вступительную речь, — мне приятно снова быть среди вас и вдвойне приятно быть тем, кому доверили столь приятное занятие, — произнес этот любитель тавтологии и приподнял руку с зажатым между толстых пальцев белым конвертом. — Знаю, вам не терпится узнать, чьи имена находятся в этом конверте, поэтому не буду вас напрасно мучить. — Несколько секунд он возился, открывая конверт, прежде, чем достать карточку с именами. — Итак, — откашлявшись, Крамер передал пустой конверт тамаде и уставился в карточку, — разрешите представить вам Короля и Королеву Осеннего бала старшей школы имени Уильяма Роджерса… — тут он взял театральную паузу, хотя и говорил, что не станет никого мучить, а я вцепилась в руку Лондона, как в спасательный круг… — ими становятся… Курт Магуайр и Оливия Митчелл!
По толпе прошёлся странный гул, и я услышала слова Олли, стоящей справа от Лондона:
— Что это ещё за нахрен?! Вы это тоже слышали?!
Скосив взгляд в сторону, где тусовалась школьная элита, я с невероятным наслаждением наблюдала за перекошенной от бешенства физиономией Гиты и искренним удивлением ее адептов. Курт, казалось, вообще отключился, никак не рефлексируя на происходящее. Первым среагировал Лондон. Отпустив мою ладонь он принялся громко хлопать, еще и засвистел для пущего эффекта. Люди стали приходить в себя, и нестройные аплодисменты спустя несколько мгновений перешли в стадию бурных оваций.
— Победители, прошу на сцену! Первый танец за вами! — раздался голос тамады.
Под звуки оркестра, подмороженный Курт покинул стан однополчан и направился к нам, растерянно уставившись на Олли. Оказавшись рядом, он подставил локоть девушке, но та и пальцем не шевельнула в его сторону, шагнув за спину брата. Тогда Лондон, не слушая ее бубнеж, в наглую вытолкал кузину вперёд и передал другу.
И, пока охреневшей от происходящего Олли и не менее обескураженному Курту тамада присобачивала короны, Гита, не совладав с эмоциями, предпочла ретироваться и с позором свалила в туман школьного коридора.
— Офигеть! — с восхищением сказала я, — у тебя получилось!
— А ты во мне сомневалась? — спросил Лондон, приобнимая меня.
— Нет… не знаю… Что он с ней делает?! — указала на Курта, который принялся мотать Олли по танцполу, как йо-йо.
— Учит танцевать танго, — пояснил Лондон. — Шейла два месяца заставляла его репетировать этот танец, как видишь, Курт неплохо преуспел. Знаешь, Кейт, у меня была мысль, сделать Стивена королем вечеринки. Я даже написал его имя… раз двадцать или тридцать. Давай так и поступим в мае, когда будут выбирать королевскую чету Весеннего бала?
— Ты в своем уме?! — его слова меня чрезвычайно возмутили. — Смотри, как глаз дёргается после пережитого! — и я задрала подбородок, приблизив лицо к парню.
— Не выдумывай, с твоим глазом все в порядке. И я совсем забыл сказать, Китти… ты такая красивая в этом… — он ухватился за бахрому платья и потянул на себя, другую ладонь устраивая на пояснице, — что это?
— Бисер, — как тупица хлопая ресницами, смущённо промямлила, оказавшись прижатой к его груди.
— Тебе идёт, — наклонившись, проговорил Лондон у самого уха, пока его ладонь переползала демаркационную линию.