С любовью, Лондон (СИ)

— Интересно, и почему же? — Лондон с обезоруживающей улыбкой смотрел на меня, изогнув густую бровь. — Я тоже разгильдяй, лишенный цели и приоритетов, могу нарушить правила и…

— Да! Но есть одно существенное «но»! Ты не трус, Лондон! И ты не такая безвольная амёба! Я запрещаю тебе сравнивать себя с этим неудачником! — перебила его, раздувая ноздри от негодования, — немедленно возьми свои слова назад! — приказала ему. — Повторяй за мной. Я не Холден Колфилд! Ну же!

Лондон, закинув голову, заливисто смеялся надо мной, поэтому от увещевания мне пришлось перейти к активным мерам, и с кличем «Повторяй, а то пожалеешь!» я опрокинула его на спину, забравшись сверху. Пригвоздив руки парня к изголовью кровати, я пыталась испепелить его негодующим взглядом. Лондон с задорной улыбкой выразительно смотрел на меня, не предпринимая очевидных попыток освободиться, чем взбесил ещё больше.

— Скажи это! — угрожающим тоном проговорила, склонившись к его лицу.

— А что я получу взамен? — этот любитель американской классики, провел по губам языком, вводя меня тем самым в когнитивный диссонанс, о котором ранее за ужином упоминала мама.

С одной стороны, я боролась с желанием придушить его за то, что он настолько несправедливо к себе относится, а с другой – нестерпимо хотелось его поцеловать.

— Я… что-нибудь придумаю, — ответила, уставившись на его губы, сбавив обороты, — просто скажи мне это. Скажи, что ты никогда не станешь таким, как он.

— Ладно, — Лондон без труда освободил свои руки, которые я больше не удерживала, и обхватил меня за бёдра. — Я не Холден Колфилд. И никогда им не буду. — произнес он. — Теперь ты довольна?

— Более, чем, — ответила я, едва коснувшись его губ прежде, чем наградить парня за его сговорчивость…

С чем можно сравнить первый после каникул учебный день? С психологическим апокалипсисом? Или эмоциональной санкцией за бесполезно и праздно проведенные каникулы? Лично я, склоняясь к двум вариантам сразу, встретила понедельник с ощущением лёгкой обречённости и смутной тревоги. Пороховой дым той истории с безнравственным поступком Лондона еще стоял в воздухе, и пусть я больше не злилась на парня за его патологическую самоуверенность и страсть к азарту, сомнений в том, что сестры Фернандес не дадут мне скучать, у меня не было.

Риторику в присутствии Зиты я пережила без осложнений. Видимо, свою роль сыграл тот факт, что на ней Фернандес была в катастрофическом меньшинстве. Чего не скажешь о столовке.

Сестры в окружении бройлеров, перешедших на сторону О’Брайена, сидели за столом школьной элиты и, сверля нас презрительными взглядами, даже не пытались скрыть, что думают о нашем квартете, который после дня рождения Магуайра трансформировался в квинтет. Том Уилсон теперь обедал с нами, с раздражением косясь на Зиту Фернандес. Впрочем, та тоже не казалась радостной и довольной жизнью, тоскливо посматривая на Тома. А чего она ожидала? Подсунуть в пару собственному парню собственную сестру? Ну и нравы у этих девок! Снимаю шляпу перед их находчивостью и решимостью идти ва-банк.

Но мое восхищение ими длилось недолго, ровно до того момента, пока Гита не заявила во всеуслышание:

— Эй, Лондон! Так что там с вашим спором? Настало время выяснить, кто из вас победил. Мы тут все просто умираем от любопытства.

Меня так и тряхнуло от ее слов. Ну какая же гадина! Никак не успокоится!

Лондон взял меня за руку и, откинувшись на спинку стула, размеренно, но громко произнес:

— Я бы не очень расстроился, если бы от слов вы все перешли к делу. Что насчет массового самоубийства?

Привычный гул в столовке сошел на нет, все даже жевать перестали и с любопытством наблюдали за тем, что же будет дальше.

— Нет, спасибо, — ухмыльнулась Гита, отбрасывая с плеч волосы, — как-нибудь в другой раз, — и перевела на меня взгляд очковой кобры, — а что ты скажешь, Кейт? Кто кому торчит те две сотни?

Взяв пример с Лондона, я тоже решила забить на ее провокацию, и нацепив свой самый лучший poker face, ответила:

— Тебе следует по утрам сцеживать свой яд, глядишь – и люди потянутся. И еще… я отсюда чувствую, что ты так и не разобралась с пародонтозом. Или это твой обычный запах, Шейла?

Уилсон заржал, стоило мне только договорить, а Лондон с Куртом многозначительно хмыкнули. По столовке прошёлся лёгкий гул. Он не был одобрительным, скорее, каким-то изумленным. Гита не сразу нашлась, что ответить на мое обвинение в ее небезупречности, и, вытаращив глаза, открывала и закрывала рот, как рыба, оказавшаяся на берегу. Очень ядовитая и злая рыба.

— Джас, — Курт кивнул О’Брайену, — твоя девушка задыхается, сделай ей уже искусственное дыхание, как ты делал это раньше… за моей спиной.

— Позволь мне самому решать, что делать со своей девушкой, — ответил Джаспер, закидывая руку на плечо Гиты.

— Смотрите, кто заговорил! — к той всё-таки вернулся дар речи. — Курт, разве ты не опаздываешь на очередную липосакцию?

Несколько бройлеров-кретинов поддержали Фернандес идиотскими смешками, но Магуайр и бровью не повел. Зато Олли, которая до этой поры сидела молча, тут же соскочила со стула и выпалила: