И сегодня тем, что я принимала как должное, стал тройной прыжок Сальхов1 — тот самый, который удавался мне годами. Это был не самый простой прыжок в фигурном катании. Он состоял из трех вращений, которые начинались с толчка назад на внутреннем ребре лезвия конька одной ноги и взлета, а затем требовали приземления на внешнее ребро лезвия конька другой. Но, в любом случае, этот прыжок, определенно, не считался самым сложным. Обычно я делала его, не задумываясь.
Но не сегодня и не вчера.
Потерев веки тыльными сторонами ладоней, сделав глубокий вдох и выдох, я опустила плечи и повторила себе, что нужно успокоиться и просто пойти домой. Всегда существовал завтрашний день.
Желудок скрутило от гнева точно так же, как и каждый раз, когда я вспоминала об этом... и меня окутало чувство, ужасно близкое к отчаянию.
Каждый раз, когда такое происходило, я заталкивала и гнев, и отчаяние
Но сдаваться было не в моих правилах.
Вздохнув в очередной раз, я потерла ягодицу, которая адски болела, и в последний раз обвела каток взглядом. Рассматривая девушек, которые были намного моложе меня, и у которых, на данный момент, шла тренировка, я сдержала попытку поморщиться. Среди них трое были примерно моего возраста, остальные же являлись подростками. Возможно, у девушек получалось не так хорошо, как у меня в их возрасте, однако
Мне потребовалось не больше пары секунд на то, чтобы обогнуть людей на льду, оглядываясь по сторонам, чтобы не врезаться в кого-нибудь, прежде чем я добралась до бортика, ограждающего каток. Подъехав к тому месту, где всегда оставляла свои вещи, я взяла пластиковые чехлы и надела их на лезвия, прикрепленные к белоснежным ботинкам, перед тем, как ступить на твердую поверхность.
И сразу же попыталась отвлечься от тяжелого чувства, душившего меня. Скорее всего, это ощущение было разочарованием из-за большого количества падений в последние дни, хотя, возможно, и нет.
Я не верила, что у меня есть хоть какие-то шансы попасть на соревнования, пока убивала время в Ледово-спортивном Комплексе имени Лукова, тренируясь по два раза в день, но идея сдаться сводила на нет последние шестнадцать лет моей жизни. Как будто я не отказалась от своего детства. Как будто не пожертвовала отношениями и обычным житейским опытом ради мечты, которая когда-то была настолько желанной, что никто не мог бы отнять ее у меня.
Как будто моя мечта выиграть чемпионат мира... да что уж там, хотя бы национальный, не разбилась на крошечные кусочки размером с конфетти, за которые я все еще цеплялась, хотя какая-то часть меня все же понимала, что это скорее причиняло вред, чем помогало мне.
Нет.
Мне не выпало ни единой возможности стать призером, и из-за этого мой желудок болел почти ежедневно. Я чувствовала тошноту каждый раз, когда думала о своих неудачах.
Мне нужно было как-то расслабиться. Возможно, помастурбировать. Что-то ведь точно могло помочь.
Стряхнув отвратительное чувство безысходности, я обошла каток и направилась по коридору, который вел к раздевалкам, переполненным людьми. На катке уже находились родители с детьми, которые готовились к вечерним занятиям — таким же, с которых я начинала в девятилетнем возрасте, перед тем, как перешла в небольшие группы, а затем и вообще стала ходить на частные уроки к Галине. Старые добрые времена.
Я опустила голову, избегая любого зрительного контакта, и продолжила обходить людей, которые, в свою очередь, также старались не встречаться со мной взглядом. Это не прекращалось, пока я не подошла к раздевалке и не заметила группу из четырех девочек-подростков, которые стояли неподалёку,
По крайней мере, меня так учили.
— Привет, Жасмин! — поприветствовала меня одна из них. Милая девчушка, которая, насколько мне помнилось, всегда старалась быть дружелюбной со мной.
— Привет, Жасмин, — сказала девушка, стоящая рядом с ней.