С любовью, Луков (ЛП)

Через неделю после этого, в свой первый день в КИЛ, я все еще ощущала груз вины за свои слова. Пытаясь придумать, как исправить ситуацию, я попросила помощи у Карины, но та ничем не помогла мне, так как считала, что это очень весело. Иван же изо всех сил старался заговорить со мной. И говоря «заговорить», я имела в виду «бормотать мимоходом»:

— Тебе пора завязывать с фигурным катанием. Потому что ты уже старая.

Его эскапада настолько шокировала меня, что я даже никак не отреагировала, прежде чем он отъехал от меня.

Я обдумывала его слова целый день, потому что та искренность, с которой он их произнес, задела мои чувства. Тогда было трудно не сравнивать себя с девочками, которые катались на коньках с трех лет и были более продвинутыми, чем я. Даже если бы Галина смогла убедить меня в том, что я обладаю природным талантом и, усердно тренируясь, в один прекрасный день смогла бы стать лучше всех.

В общем, я решила не рассказывать никому о словах парня, потому что наверняка, всем было бы наплевать.

И молчала до тех пор, пока месяц спустя, этот мудак не перекрыл мне дорогу, чтобы внезапно спросить:

— А этот костюм должен быть таким тесным или...?

Я успела выкрикнуть «урод», до того, как он исчез.

А остальное... уже история.

* * *

К тому времени, как я закончила свой рассказ, мой брат откинул голову и фыркнул.

— Ты настоящая королева драмы.

Если бы у меня на тарелке осталось что-нибудь из еды, я бы опрокинула ее на него.

— Что?!

— Та еще истеричка, — заявил Джонатан, который после матери и старшей сестры был третьей по счету королевой драмы в семье. — Ты сказала, что он превратил твою жизнь в ад, но ничего ужасного я не услышал. Иван просто дразнил тебя, — объяснил он, качая головой. — Мы общаемся с тобой гораздо жёстче.

Я моргнула, потому что Джо оказался прав. Но все было по-другому, так как мы являлись родственниками. В нашей семье было абсолютно нормально оскорблять друг друга.

Но брат моей подруги, коллега, который выводил меня из себя... не был даже в числе близких знакомых.

— Он прав, Ворчун. Все прозвучало не так уж плохо, — вмешалась моя мать.

Вот ведь предатели.

— Однажды засранец сказал, что я должна похудеть, иначе провалюсь под лед.

И что же сделали эти трое, сидящие вокруг кухонного стола? Дружно заржали, надрывая животы от смеха.

— Ты тогда была в теле, — сквозь хохот прокричал мой брат, даже его лицо раскраснелось.

Я снова потянулась к нему, чтобы ущипнуть, но ДжоДжо отскочил, практически задев колени Джеймса.

— Почему я не догадался указать тебе на это? — Джонатан продолжал пятиться, почти рыдая от смеха, когда наткнулся на своего мужа, лишь бы отойти подальше от меня. Я знала его достаточно, чтобы распознать знаки.

— Я просто в шоке от вас. Ушам своим не верю, — возмущалась я, не понимая, каким образом им все еще удавалось удивить меня. — Однажды перед соревнованием он сказал мне «сломай ногу»¹². Буквально!

Даже рассказав о другом оскорблении, я ничего не смогла сделать, чтобы убедить мою семью в том, что Иван являлся придурком; они только рассмеялись еще громче. Даже милый Джеймс проиграл эту битву.

Я просто не могла в это поверить... а стоило бы.

— Он постоянно называл меня Пончиком, — продолжила я, чувствуя, как дергается мой глаз из-за дурацкого прозвища, которое сводило меня с ума, независимо от того, сколько раз я говорила себе не обращать на это внимания. Да, палки и камни могли сломать мои руки и ноги, но слова… Я старалась не позволять оскорблениям чужих людей ранить меня.

Обычно.

А моя семейка все еще задыхалась от хохота. Все трое.

— Жасмин, дорогая, — прохрипел Джеймс, закрывая глаза ладонью, как будто у него был нервный срыв. — Просто скажи мне, что ты ему ответила на это?

Я подумала о том, чтобы промолчать и ничего не рассказывать, но если кто-то и знал меня достаточно хорошо, то это мои родственники. Боже, и как мне могло прийти в голову согласиться быть партнером Иваном после десяти лет такого отношения? Его собственный тренер просила Лукова заткнуться, лишь бы у него не было соблазна ляпнуть что-то, из-за чего я могла передумать кататься с ним.

А мне нужно было о многом поразмыслить.

— Хреновина, — это все, что я озвучила, стараясь не вспоминать о том, что сказала Ивану на самом деле.

— Какая еще хреновина? — уточнил Джеймс. Его загорелое лицо покраснело, когда он ущипнул кончик своего носа.

Я посмотрела на него краем глаза и улыбнулась, повторив.

— Ну, знаешь. «Хреновина»¹³.

Джеймс рассмеялся так сильно, что едва смог произнести:

— Все ясно. Лучше бы я не спрашивал. Так вы больше не разговариваете друг с другом?

Я моргнула.

— Разговариваем. Все еще. Например, сегодня я назвала его Исчадьем.

— Жасмин! — зашипела моя мать, с хохотом упав на пустой стул, стоящий рядом с ней.

А я улыбнулась так широко, что у меня заболели щеки... и продолжала улыбаться до тех пор, пока не вспомнила, что скрывала от них.