С любовью, Луков

Джеймс рассмеялся, не пытаясь занять чью-либо сторону. Неудивительно, что он мне так нравился.

— Хватит делать брату больно, — приказала мама уже наверное в тысячный раз за всю мою жизнь.

Когда Джонатан дернул руками, чтобы заблокировать мои локти в районе талии, мне удалось отвесить ему подзатыльник, пока он пытался меня укусить.

— Маменькин сынок, — прошептала я, убирая руку.

ДжоДжо с ухмылкой покачал головой, насмехаясь надо мной, как всегда, когда мать вступалась за него. А она постоянно так делала. Сынок-подлиза был ее любимчиком, пусть она открыто и не признавала этого, но остальные-то дети знали правду. Я любила обоих братьев, и прекрасно понимала, почему мама любила Джонатана больше всех. Даже если кто-то не замечал сходства между ним и Плут¹⁰, брат всегда вызывал улыбку на лицах людей. Именно из-за своих дурацких ушей.

— Малышка, даже я понимаю, что с тобой что-то не так. Что случилось? — спросил муж моего брата, склонившись над столом с выражением беспокойства на лице, и чувство вины по поводу своего молчания накрыло меня еще сильнее, чем после расспросов мамы и ДжоДжо.

Мне хотелось обо всем им рассказать.

Но…

Наверное, никогда не смогу забыть, как украдкой плакал Джонатан, когда стало известно, что я осталась без партнера. Или насколько была опустошена моя мать, хотя она никогда не призналась бы в этом. Однако я знала маму слишком хорошо, чтобы понять её чувства. Такие же признаки крушения надежд появлялись у неё после каждого провального брака. В момент, когда женщина осознавала, что ее жизнь изменилась навсегда, и больше ничего не будет, как прежде.

Я замкнулась в себе сразу после того, как бросила тренироваться. Потому что не могла одна разучивать элементы для пары, и ясно понимала, насколько призрачны мои шансы в одиночном катании. Скорее всего у меня была депрессия, но мне не хотелось об этом думать. Это случилось не в первый раз; меня частенько преследовали неудачи.

Ни для кого не являлось секретом, какая боль раздирала меня от того, что моя мечта ускользала... Я была озлобленной и убитой горем. Эти чувства жили во мне и по сей день. Честно говоря, отчасти я переживала, что никогда не смогу избавиться от них. Внутри меня продолжали кипеть обида и горечь. Но, как ни странно, при этом моя семья из года в год поддерживала меня. И в жизни, и в соревнованиях. Снова и снова.

И, что самое главное, все они были рядом и, как могли, подбадривали меня, пока я медленно пыталась продолжать жить новой жизнью вне льда. Мои родственники вынуждали меня ужинать в семейном кругу, в то время, как мне хотелось отсидеться в своей комнате в одиночестве. Они угрозами убеждали меня выйти к ним, заставляя тем самым испытывать вину, за то, что раньше у меня не было на это времени. Моя семья уговаривала меня раз за разом, пока это не стало обычным делом. Все то, чего я не делала ранее, хотя свободного времени было достаточно, особенно после того, как сообщила своей матери, что ей больше не придется платить астрономические счета, которые легли на наши плечи с появлением личного тренера, потому что это больше было не нужно. Тренер тоже бросил меня.

На мои страдания мне было плевать, но не хотелось, чтобы мои близкие испытывали то же самое. Ни за что. Тем более, если была возможность уберечь их от этого.

К тому же я все еще не была уверена в том, что буду делать дальше.

Эгоистка во мне определенно мечтала о новом партнере.

Но другая крошечная часть, которая не хотела быть бездушной сволочью, не желала подводить семью. Ведь я опять стала бы прежним человеком. Той, кого никогда не было рядом. Той, кого все считали безразличной ко всем и к каждому... возможно, потому, что мне и в правду было наплевать.

Отчасти я вообще не была уверена в том, что справлюсь... не уверена настолько, что ощущала себя тряпкой.

Но тут все ещё усугублялось тем, что «это-же-Иван».

Иван. Буэ. Я так сильно хотела выступать на соревнованиях, что даже не сразу отказалась от возможности проводить с ним большую часть своих дней. Вот до чего докатилась. Желать тренироваться с этим высокомерным засранцем.

Черт, я совершенно не знала, как поступить.

Поэтому... пришлось продолжить лгать.

— Наверное, просто мой период месяца.

— Ааа, ну ясно, — ответил Джонатан, потому что месячные для него не были чем-то удивительным. Все же он почти восемнадцать лет делил одну ванную с тремя сестрами.

Моя мама прищурилась, наблюдая за мной. И это длилось достаточно долго. Я уж подумала, что меня опять разоблачили, но она лишь пожала плечами, а затем сбросила на нас еще одну «бомбу».

— Представляете, Луков расстался со своей партнершей.

Я моргнула. Даже не понимаю, почему была так удивлена.

Каким-то образом эта женщина всегда знала все обо всех.

Первым вздохнул Джеймс. Он так долго был с Джонатаном, что прекрасно знал, о ком идет речь. Помню время, когда муж ДжоДжо еще не интересовался фигурным катанием. Но теперь, будучи членом нашей семьи, он был осведомлен об этом виде спорта даже больше, чем требовалось.