С любовью, Майкл (СИ)

Лисс, я наглядеться на тебя не мог! Ты можешь сколько угодно ругать себя за выдуманные недостатки, но я видел в тебе только любовь, ласку, нежность. Ты стала для меня подругой, женой, любовницей, матерью. Я на коленях прошу у тебя прощения за свое отвратительное и недостойное поведение в 1992-93 гг. Лишь опустившись на самое дно, проигнорировав все твои предупреждения, я смог услышать твой голос. Могли ли мы избежать тех обвинений? Я не знаю. Может, будь я умнее и слушай тебя – да, но я получил сполна. Господь наказал меня за мою гордость и противодействие его воли. Как я хотел детей, не видя, что дыра в моей груди закрылась, а новые ковырял я сам, не понимая, что брачный союз имеет и другие функции кроме рождения детей. Я был унижен, как унижал тебя. Раздет на посмешище публике, обсасан в суде словно, в самом деле, был извращенцем и педофилом. И как ты, мое сокровище, после всего выстраданного делила со мной эту ношу, как ты каждый раз, наверное, ненавидя меня, ложилась со мной в постель, понимая, что я хочу не любить тебя, не ласкать тебя, а просто сделать ребенка. Как ты прошла это, моя любовь, как сохранила в себе что-то светлое, какие-то чувства ко мне? Ты прорвала их обвинения своей откровенностью, на которую я бы никогда не решился. Ты отвечала им на непристойности, сохраняя лицо, будучи в положении, и глубоко пряча свой стыд. Ты была героиней, и я наконец-то увидел это.

Лиззи, я безмерно благодарен тебе за наших детей. Стоило мне принять ситуацию, как она есть, и Господь тут же одарил нас своим благословением. Я написал каждому: Принсу, Пэрис, Бланкету, Элиоту, Тинкербелл и Майклисс. Я прошу тебя, любовь моя, присматривайся к ней, я видел в ее глазах себя. У нее большое будущее, мои кудри и твои подернутые грустью глаза. Почему я не называл тебя раньше Лиззи? Это имя так сладко перекатывается по моим губам, мне сразу хочется заключить тебя в свои объятия и не выпускать. Все песни о любви альбома Invincible я писал для тебя. Помню, как ты была возмущена, ожидая от меня остросоциальных композиций, а я просто не хотел думать о мире, он для меня сжался до размеров комнаты, в которой сидела ты и читала. И я не мог оторвать глаз от твоей расслабленной позы, задумчивого взгляда и светлых прядей, падавших тебе на лицо. Я был счастлив и хотел поделиться этим счастьем с миром. И мир услышал меня: о, к сорока годам Майкл Джексон пишет о любви, о сексе! Неужели он наконец-то вырос? Но я вырос совсем в другое время, не рядом с тобой в девяностые. Тогда я словно был и ребенком, и взрослым. Мои романтические чувства были чистыми и ничуть не дрожали от того, что ночью ты становилась моей любовницей.