С любовью, Рома

— Почему ты ничего не сказала?! — не на шутку разозлился Чернов. Его и так штормило от всех пережитых сегодня эмоций. А тут ещё я со своими признаниями.

— А почему ты молчал про результаты своих анализов? — устало подняла на него голову: смотреть ему в глаза было настолько непросто, что я до последнего предпочитала рассматривать песок под ногами. Мы шли вдоль водной кромки и изводили друг друга болезненными признаниями.

— Это другое, — упрямо вздёрнул он подбородок.

— Не думаю…

Но он так и не принял мой довод. Пришлось всё-таки пояснить.

— Мне было стыдно.

— За что? Тебе же сказали, что сейчас эта штука распространённая…

— Мне много чего сказали, — тщательно выговорила я, набираясь терпения. Нет, я не злилась, но и чтобы объяснить то, что я переживала тогда, сил требовалось порядком. — Вот только облегчения это не приносит. Потому что головой ты реально всё понимаешь. Понимаешь, что нужно собраться, понимаешь, что со всеми проблемами можно справиться, понимаешь, что не так уж и всё страшно… Но твои эмоции раз за разом берут верх над тобой. И это пугает невероятно, потому что оказывается, что твои мысли тебе не подвластны, а голос разума… бессилен.

— Как если бы твоё тело предало тебя и перестало подчиняться, — вдруг продолжил он мою мысль.

— Именно.

***

Самым сложным было убедить себя, что я должна радоваться тому, что Рома так ничего и не заметил. Не знаю, бывает ли ложь во благо, но в нашем случае я убеждала себя, что иначе никак.

Боялась ли, что он откажется от меня, узнав о моих психических проблемах? Нет. Но чувство стыда сжигало меня изнутри. Какая ирония, я так боялась повторить мамину судьбу, что на фоне этого таки сорвалась в депрессию.

Маргарита Ивановна заставила меня изыскать средства и пару раз сходить к психологу. За раз мои проблемы было не решить, но зато получилось окинуть критическим взглядом свою жизнь. И не было в ней ничего хорошего, кроме Ромы и мамы. А если учесть все мои вечные тревоги о них, то это приносило мне больше боли, чем радостей. А дальше так я не могла…

Мне хотелось жить.

Вспоминалось наше лето в Питере, когда ещё была жива бабушка и мы с Ромкой были полны надежд и мечтаний. Насколько же проще тогда всё было, и не только у нас.

Я смотрела на Стаса, вогнавшего себя в любовный треугольник и разрывавшегося между Верой и новорождённой дочерью; на Дама, которого тоже не обошла стороной любовная драма; на Сашек, не находивших себе места из-за тревоги о детях… В конце концов, у меня был Рома, который был вынужден метаться между мной и Питером.

Каждый раз, думая об этом, я вновь начинала проваливаться в пучину уныния. Правда, работа с психологом и антидепрессанты всё же не прошли даром. На этот раз у меня появился выбор: страдай и варись и дальше в своей депрессии, либо же… борись.

Борьба у меня выдалась своеобразная. Для начала я решила выбраться из своей раковины и не придумала ничего лучше, чем записаться в волонтёрский отряд.

— Тебе проблем мало? — фыркнул Ромка, не оценивший моего рвения, на что я просто пожала плечами. Тащила не тащила, но идея волонтёрского движения соответствовала двум моим требованиям: наличию большего количества людей и возможностью быть при деле.

Шла туда без особого энтузиазма и… неожиданно втянулась. А поскольку училась я на журфаке, то и дело мне нашлось по душе — заниматься ведением социальных сетей нашего отряда. В силу чего я быстро оказалась в рядах администрации. А уже к середине зимы вдруг обнаружила, что обзавелась таким количеством новых приятелей, что сама удивилась. Привыкшая считать себя пожизненной белой вороной, я не без доли шока обнаружила, что, оказывается, неплохо умею общаться с людьми.

***

Его звали Белов Денис Викторович.

Чем именно он занимался в нашем университете, я точно так и не поняла. Казалось, что всем понемногу. Преподавая у технарей и занимаясь научной деятельностью, доцент Белов испытывал какую-то тайную страсть к работе с молодежью. Это вообще было его: заходить в аудиторию с горящими глазами и вдохновлять нас на новые геройства. В общем, в огромный круг его обязанностей входило в том числе и курирование нашего волонтёрства.

Поначалу я толком-то и не общалась с ним. Ну не было во мне тяги к панибратству с преподавателями: мне давали задания, я их выполняла — деловые отношения, и не более.

Но всё изменил один случай, банальный донельзя.

Я уснула, прямо в нашем штабе, уткнувшись лицом в клавиатуру ноутбука. Ночь накануне вышла бессонной, у меня горели сроки по очень важному заказу, поэтому поспать мне так и не удалось. Начав утро сразу с двух кружек крепкого кофе, я продержалась до обеда, отсидев все пары, а уже позже вырубилась за столом небольшой каморки, щедро выделенной универом.

Проснулась я от того, что кто-то тряс меня за плечо.

— Софья, — позвал меня Денис Викторович, — Романова! Подъём, зима приснится — олени затопчут.

Я растерянно подняла голову, с трудом фокусируя свой взгляд на человеке напротив. Рукой провела по лицу, с удивлением обнаружив отпечатки клавиш на щеке.