С любовью, Рома

Плавал я неплохо. Не то чтобы спортсмен, но приличные дистанции преодолевал вполне сносно. Правда, как оказалось, плавать в бассейне или на облагороженном во всех смыслах пляже — это не то же самое, что выбираться из быстрой реки, видимость в которой практически нулевая. Дно никак не желало находиться, по крайней мере, на какой-то момент я оказался дезориентированным, потеряв вверх, низ и прочие направления. А потом меня попросту закружило, должно быть, попал в один из водоворотов. Резко дёрнуло вниз. Сначала пришло чувство тошноты, а уже затем я ощутил нехватку кислорода. Изо всех сил старался грести, активно работая руками и ногами, но отчего-то никак не получалось сообразить, куда нужно плыть. Паника нарастала с каждым движением. 

Всё случилось слишком быстро. И мой организм, неготовый к таким встряскам, просто начал отключаться. В голове стало мутно, как если бы речной ил уже успел поглотить меня полностью. Меня практически вырубило, но мысли всё ещё продолжали метаться внутри черепной коробки. Оказалось, что я действительно о многом сожалел. О том, что подвёл родителей, что опять им из-за меня придётся страдать, что наговорил весь этот бред Стасу, что вконец разрушил всё, что связывало нас, что так и не увидел Соню…

Мысль о Соне неожиданно взбодрила, подобно солнечному лучу в царстве тьмы. Она словно тянула меня за собой, требуя выплыть и… жить дальше. 

И тут я достиг дна. Фактически, а не фигурально. 

— Плыви! — требовала Романова в моей голове. — Плыви!

Оттолкнулся из последних сил, вдруг поняв, в каком направлении нужно грести. Движения были нечёткими и смазанными, но я представил, что плыву на свет звезды, которой и была для меня Сонька.

Толща воды надо мной стала светлеть, и… чья-то рука резко рванула меня вверх.

 

***

Выплывали мы долго.

Весь берег реки оказался облицован плиткой, и лишь в месте, где речка впадала в другую, более широкую и прозрачную, мы смогли выбраться на мель. Вернее, выбрался Стас, волоча меня за собой.

Лёгкие горели жгучим пламенем, а потом меня начало рвать. Безобразно и противно, но мне было фиолетово. Главное — я вновь мог дышать. Брат всё это время поддерживал меня под живот, не давая рухнуть обратно в воду.

— Прости, — как заведённый повторял он, — прости меня. Ты… мы… я думал, что мы легко выгребем. А ты всё не всплывал… Боже… Рома! Прости!

Наощупь вцепился в его футболку, вынуждая наклониться ко мне.

— Стас, — еле слышно прохрипел. — Стас, я жить хочу!

Пытался кричать, но выходило лишь какое-то бульканье, прерываемое кашлем и рвотными спазмами, однако брат всё равно всё понял правильно. Крепко обхватив меня руками, он прижал мою голову к своему плечу. И тут я… разрыдался. Как никогда до этого. Как никогда после.

— Стас, я жить хочу, — в который раз повторил я.

— Ты будешь, будешь, — клялся он. — Ты же мой брат! Ты просто обязан.

— Я так устал бояться. Я больше не хочу бояться. Не хочу!

 

— Ничего, это ничего. Главное, просто помни, что мы всегда… рядом.

Кажется, он тоже плакал. Но это навсегда останется между нами.

К тому моменту, когда нас нашёл Дамир, мы уже успокоились. Сидели на берегу, мокрые и вонючие, но в вполне благостном настроении.

Поэтому появлению Бероева  совершенно искренне обрадовались, с улыбками поднимаясь на ноги.

— О, Дам… — начал было Стас, но не успел договорить. Хук Дамира заставил его рваным движением откинуться назад.

— Ух ты, — удивился я, прежде чем получить мощный удар прямо в живот.

— Как же я вас ненавижу, — обречённо заключил наш дагестанец.    

Глава 13

Семь лет назад

Соня

Первую четверть восьмого класса я закончила с грехом пополам. Таких паршивых оценок мой дневник ещё не видел ни разу в жизни. На итоговом классном часе я была готова провалиться от стыда сквозь землю, особенно на фоне Чернова, который без особых усилий выходил чуть ли не отличником. На самом деле всем было глубоко наплевать на мои оценки, одна лишь Марго повздыхала на тему «Соня, как же так?!». Я же восприняла случившееся как полное фиаско: учёба являлась моим единственным билетом в будущее, рассчитывать на что-либо кроме попросту не приходилось. А тут… в общем, из-за исчезновения мамы я расклеилась настолько, что окончательно потеряла веру в то, что однажды смогу выбраться из этой ямы.

И помощь большого семейства лишь доказывала мое бессилие. Поэтому на каникулы я уходила с самыми мрачными мыслями, благо что дома меня ждала бабушка, которой стало заметно лучше. Ну а маму должны были выписать через пару месяцев, по крайней мере, Александр Дмитриевич так сказал. 

Из здания школы мы вышли втроём: я, Рома и Кир.

— Может быть, в кино сходим? — спросил одноклассник.

Кирилл бросил на него измученный взгляд Добби с мольбой подарить ему носок. В последнее время Рома постоянно таскал его с собой, и я могла только представить, насколько мы оба должны были осточертеть мелкому. 

— Я — пас, — опередила его. — Домой хочу.

— Можно завтра, — не сдавался Рома.

— Завтра тоже дела.

— Послезавтра, — с каждым словом мрачнел Ромка.