С любовью, Рома

С ним было непросто. Но в какой-то момент я для себя решила, что его просто нужно любить именно таким: несносным, колючим, вызывающим.  Хотя со мной он всё же был другим: более открытым, мягким, по-своему заботливым, но и в случае чего первым, кто попадал под его меткое жало, была я.

— Как ты его терпишь? — однажды в шутку спросил Стас, приехавший на каникулы домой. 

— Любовь зла, — отшутилась, стараясь не смотреть старшему из братьев в глаза.

Терпела ли я его? Здесь важно понимать, что долгие годы  Рома был тем, вокруг кого крутилась вся моя жизнь. Бывало по-всякому: грустно, радостно, остро, больно, нежно, счастливо; в одни дни нам было сложно друг с другом, а иногда мне казалось, что наши отношения самая естественная вещь в мире. 

Стокгольмский синдром — в итоге я поставила диагноз сама себе. Мы тогда уже учились в одиннадцатом классе, строили планы на свои жизни и немного волновались перед выходом в большое плаванье, и я вдруг осознала, что не смыслю своей дальнейшей жизни без него, как если бы Рома проник мне под кожу. 

Наши отношения всё больше находились на грани, и мы оба будто были преисполнены волнительно-сладостным томлением.  Маргарита Дмитриевна в один прекрасный день даже застукала нас  целующимися под лестницей. Не то чтобы мы часто практиковали публичное проявление чувств, но иногда крыло даже нас, особенно после долгих разлук. Классная не придумала ничего лучше, чем отвести нас к Сане, которая, казалось, смутилась больше нашего.

 

— Ну и что мне с вами делать? — вздохнула Ромина мама, когда дверь за Марго закрылась.

— Понять и простить? — самоуверенно предложил учительский сынок.

— Мне тебя легче прибить, — в сердцах заметила Александра Сергеевна.

— А чёй-то меня, — возмутился Ромка, — вообще-то, мы под лестницей вдвоём были. Знаешь ли, тяжеловато как-то практиковать французский поцелуй с самим собой.

Пришлось его пнуть от души. Я даже про смущение забыла, настолько велика была сила моего возмущения.

— Рома, — обречённо вздохнула его мать, — не быть тебе гусаром.

— Дык я и не претендую. Я лучше собой побуду.

И в этом был весь он.

 

***

Окончательно мы сдались весной. Что, наверное, вышло вполне символично. У нас были каникулы, и думать об учёбе не оставалось никаких сил. Весь год мы, как и все наши одноклассники, усиленно готовились к экзаменам, а при упоминании заветного сочетания трёх букв «ЕГЭ» уже начинало тошнить и бросать в дрожь. И вот именно тогда Ромео огорошил меня неожиданным: «А поехали на выходные за город?» Я посмотрела на него ошарашенным взглядом и… кивнула, соглашаясь разом на всё.

Рома каким-то чудом убедил Стаса снять нам номер на загородной базе отдыха. До сих пор не знаю, что он сказал Сашкам, мне же пришлось врать бабуле с мамой, что на выходных буду у Лапиной усиленно готовиться к экзаменам.

 — Тань, встретишь моих на улице, ври, что я у тебя дома над учебниками сижу, — едва ли не молила я её. К счастью, подруга была из понятливых.

— Угу, — развеселилась она, — ты там со своим «учебником» поаккуратней только… карандаши не затупите.

Накануне отъезда я сидела дома и без устали нервничала, ощущая себя словно на иголках. Даже к бабушке в комнату пришла, не в силах выдержать груз своих мыслей. Мама в этот день работала.

Ба смотрела какую-то очередную слезливую передачу на ТВ, где юная девочка, обделённая судьбой, виртуозно играла на пианино.

— Красиво, — подала я голос, лишь бы что-то сказать.

— Лариса куда лучше могла.

— Мама?! — искренне удивилась я.

— Ну да, — как ни в чём не бывало пожала плечами бабушка. — Она же всё детство и юность музыкой занималась.

— Да?! — всё с тем же недоверием переспросила я.

— А чему ты, собственно, удивляешься? 

— Ну-у-у… это же мама.

К своим семнадцати годам я привыкла воспринимать её скорее как непутёвую младшую сестру, чем своего родителя. 

— Она не всегда такой была, — грустно покачала головой бабушка. — В детстве она была очень талантливой девочкой. Все педагоги ею восхищались.

— Да? — вновь не поверила я. Бабушка почти никогда не рассказывала о прошлом мамы.  

— Да… До того как её болезнь стала проявлять себя. Да даже тогда! Ты не представляешь, какой умницей и красавицей была твоя мама!

Она была права — мне было очень тяжело рассмотреть в матери хоть что-либо прекрасное.

— И что случилось потом?

— А потом она влюбилась.

— Безответно?

— Отчего же. Твой отец тоже был без ума от неё.

А вот здесь я чуть не упала с дивана.

— Отец? Мой?

— Конечно. Ты же не думала, что появилась из воздуха?

— Нет, но ты никогда не говорила о нём. 

Бабушка задумчиво посмотрела в мою сторону, словно прикидывая, стоит ли вообще продолжать начатую тему. И если честно, то я была уверена, что она сейчас пойдёт на попятную, но ба меня удивила.