С любовью, Рома

Здесь, наверное, стоит объяснить. Наши отношения будто бы сценарно сошли со страниц какого-то бульварного романа с избитым сюжетом, где был богатый мальчик, который, однажды повстречав бедную девочку, спасал её от всех проблем. Этакая сказка о Золушке двадцать первого века. Только вместо королевства у принца был айфон, вместо крёстной — его отец, а у самой Золушки — полный бедлам, и в первую очередь — в голове. Я не верила в сказки уже очень давно. И я не хотела, чтобы меня спасали. Я хотела, чтобы меня… любили, хотя и плохо понимала смысл этого желания. Просто понимала, что с Ромой и Черновыми мне не так одиноко. Но и у них не получалось полностью избавить меня от той безысходности, что я так ловко скрывала ото всех. А Рома… он был как свет в конце длинного тёмного туннеля. Нет, я любила его не за деньги его отца, не за фирменные шмотки и тот же самый айфон, но все эти атрибуты сытой жизни будто бы поднимали его на какой-то совершенно недосягаемый для меня уровень. Поэтому не было ничего удивительного в том, что мне казалось, будто мы с ним попросту существуем на разных орбитах и однажды он попросту возьмёт и… найдёт себе другое солнце.

— Думаешь, я не устал? — его голос глухо прозвучал в темноте.

— Тогда к чему это всё? — на самом деле я надеялась на какой-то иной ответ. Что вот он сейчас возьмёт и заверит меня в том, что всё будет хорошо, что мы обязательно со всем справимся. Но он продолжал лежать на кровати и смотреть в потолок. — Понятно, — едва сдерживая слёзы, подытожила я. — Тогда, наверное, мне лучше уйти.

И, оторвавшись от подоконника, направилась к выходу. Он перехватил меня возле самой двери, резко дёрнув на себя. К этому времени вопрос прикосновений всё ещё оставался открытым — у Чернова вообще желание чьих-то прикосновений зависело от настроения.

Потянул меня на себя, я же начала вырываться. Мне надоело вестись на эти скупые нежности, что в нём просыпались раз в год, когда дело начинало походить на «полный трындец». Обычно я не отличалась особой истеричностью, но тут в меня словно вселился бес: я дёргалась так, что едва не сломала ему нос, с чувством зарядив по нему локтём. Рома зашипел и смачно выругался, но своей хватки не разжал. Даже наоборот, с большей силой и упрямством потащил в сторону злополучной кровати, рассчитывая хоть как-то ограничить меня в движениях. В итоге мы оба свалились на постель.

Я оказалась вжата в матрас его телом. Его кожа была пугающе горячей, что чувствовалось даже через футболку. Мы оба гневно дышали, так что воздух из лёгких сталкивался прямо перед нашими лицами, опаляя их. Его взгляд был сумасшедшим и практически чёрным. По его лицу плясали отблески цветных огней, делая его совершенно нереальным.

— Не уходи, — хриплым шёпотом попросил Рома.

Я заворожённо кивнула головой и тут же отрицательно покачала ей, не понимая, какой сигнал является правильным. 

Он сглотнул, ещё какое-то время рассматривая меня, а потом… кто-то из нас подался вперёд. Поцелуй, как всегда, случился предсказуемо-неожиданный, вот только на этот раз не было никакой осторожности или стеснения. Движения с самого начала были рваными, агрессивно-будоражащими и… откровенными. Ещё никогда в жизни мы не целовались с ним так эмоционально, безрассудно и остервенело. Все сомнения остались где-то позади: можно-нельзя, правильно-неправильно, рано-поздно… Наконец-то мы нашли тот способ, которым можно было высказать друг другу всё, что накопилось. Это было одновременно и больно, и сладко, и… неуправляемо. 

 

Его рука скользнула мне под футболку — ничего такого, просто коснулся моего живота — но для меня это был самый интимный жест в мире. Я зарылась пальцами в его волосы и… В спальне загорелся свет.

— Ребят, вы будете ужинать? — Александр Дмитриевич появился совершенно неожиданно, кажется, он даже стучался, но разве мы что-то слышали? 

Видеть Чернова-старшего я не могла, Ромино плечо закрывало мне весь обзор. К счастью. Иначе я тут же бы сгорела от стыда. Целоваться мы перестали, но вот пошевелиться никак не выходило. Ромка замер на мне, то ли пряча от отца, то ли боясь его реакции.

— Такие дела, — в итоге заключил глава большого семейства. — Рома, через две минуты на кухне… ужин. Быть обязательно.

— Хорошо, — не своим голосом ответил мой… парень.

Дверь в комнату закрылась так же тихо, как и открылась.

Мой Чернов тут же подскочил на ноги. Я последовала за ним, предусмотрительно отлетев к противоположной стене, и, не поднимая глаз, начала одёргивать футболку и поправлять волосы. Щёки полыхали адским пламенем, на губах чувствовался привкус крови.

— Сонь…

— Я лучше пойду. Извинишься перед мамой? Я не хочу ужинать, — выдала скороговоркой на одном дыхании. 

— Сонь, — вздох, — посмотри на меня.

Поворачивалась очень медленно, боясь взглянуть в его глаза. Рома выглядел не менее обескураженным и смущённым.

— Ничего не случилось, — не совсем уверенно заявил он.

— Скажешь это своему отцу.

— Он… нормально это примет.

 

— А мама?

— И мама. Попереживает, но… мы ничего такого не сделали.

— Правда? — подняла на него взгляд, полный скептицизма.