С любовью, Старгерл

– Убью! – взвыла Эльвина и пустилась было за ними, но волей-неволей остановилась: моя рука крепко схватила ее сзади за шнурок на шее.

– Ай! – взвыла она. – Ты мне шею сломаешь!

– Извини.

В этот момент я почувствовала облегчение от того, что она мне не сестренка по-настоящему.

Эльвина схватила меня за руку.

– Пусти!

– Нет. Это ты пусти. Ты не воин и не борец. Ты – девочка одиннадцати лет.

Пуся толкнула ее носком ноги:

– Ты хурмасапиенс.

Тем временем мальчишки остановились перед крендельной «У тетушки Энн»[35] и со смехом обернулись к нам. Одним из них был тот блондин с фотографии на двери спальни Эльвины. Это его рука нанесла удар моей «сестре». И это его тогда, в мае, она побила на Кизиловом фестивале. До крови. Унизила. Быть поколоченным девчонкой! Другой на его месте мог бы, поджав хвост, вернуться домой, забиться под кровать и больше никогда не вылезать оттуда. Но вот, поди ж ты, он все еще здесь, стоит как ни в чем не бывало с дружками и насмешливо глядит на свою мучительницу. Мне этот парень понравился.

Эльвина рвалась из моих рук, словно пес на цепи, и тыкала пальцем в сторону торговых рядов.

– Ты труп! Тебе не жить!

Я обхватила ее одной рукой и прижала к себе. Она задыхалась от гнева.

Пуся посмотрела на нее со смесью страха и восхищения.

– Ты их всех побьешь, да, Эльвина?

– Нет, – отрезала я. – Эльвина никого бить не станет. Эльвина уяснит себе, что мальчишки – тоже люди. Не враги. Эльвина узна́ет, что общаться с ними можно не только кулаками.

Я взяла обеих девочек под руки и увела их в противоположном от мальчишек направлении. Мы нашли Пусе обеденную коробку. А Эльвине – диск с фильмом от меня в подарок. Я разрешила ей выбрать что душа пожелает, но только с полок, где стояли комедии. Она стонала, ныла и все тянула меня к ужастикам, однако в конце концов сдалась и выбрала «Чокнутого профессора»[36].

На обед мы устроили себе маленький праздник вредной еды: шоколадно-вишневый чизкейк и газировка с мороженым в «Чизкейк фэктори»[37] (клубнично-банановых коктейлей у них не оказалось). За столиком девчонки расположились напротив меня. Пуся таскала полными ложками взбитые сливки с Эльвининой газировки – несмотря на мои запреты: «У тебя своих полно». Она не обращала на меня внимания и хихикала всякий раз, когда ей удавалось умыкнуть еще. К моему удивлению, Эльвину это не слишком раздражало. Просто когда Пуся погружала ложку в ее сливки, она отвечала ей тем же. Однако потом малышка ухватила из стакана старшей девочки вишенку, забросила ее в рот и, прежде чем та успела нанести ответный удар, проглотила следом свою. Тут уж Эльвина треснула ее по руке длинной ложкой. Повисла пауза. Пуся расширившимися глазами глядела, словно в недоумении, на пятно от сливок, размазанное по ее кисти. Эльвина как ни в чем не бывало сосредоточилась на своем лакомстве. У Пуси задрожала губа.

– Пуся, ну-ка, пересядь ко мне. – Я придвинула к себе ее стакан.

Девочка пересела.

Некоторое время мы поедали чизкейк и потягивали газировку в молчании. Наконец я открыла рот:

– Эльвина, ты когда-нибудь слышала о ритуале Ку?

– Нет.

– Это старинный индейский обычай. Хочешь, расскажу, в чем он заключается?

– Нет.

– Ладно. Тогда рассказываю. Речь идет о доблести, а смысл – в том, что прикосновение к противнику является признаком большей доблести, чем его убийство. Вот, скажем, воюет твое племя с другим племенем. Если ты убьешь воина из вражеского племени – это для тебя большая честь. Если бы в те времена было такое понятие, как боевая награда, тебе бы, наверное, досталась главная.

– А мне за Госпожу Каплю не досталось никакой награды, – проворчала Пуся.

Я потрепала ее по руке.

– Ну, еще достанется, всему свое время.

Потом снова повернулась к Эльвине.

– Так вот, в представлениях индейцев кое-что еще могло прославить имя человека в веках. Если человек хотел добиться такой высокой чести, он не уничтожал своего противника, а просто подкрадывался незаметно, притрагивался к нему – ну, скажем, просто на секунду опускал ему на плечо острие своего копья – и удалялся. А потом всю его жизнь окружающие прославляли его храбрость и рассказывали друг другу о том, как он приблизился к врагу вплотную, но даже не ранил его. И эту историю потом повторяли у костра его внуки и правнуки, и праправнуки, и он становился героем легенд и мифов.

Пуся открыла рот и вся обратилась в слух. Эльвина шумно втягивала остатки газировки из стакана, но я знала, что и она не упускает ни слова из моего рассказа. Я протянула руку и коснулась Пусиного плеча кончиком пальца.

– Вот это и есть ритуал Ку, – пояснила я.

Мы еще немного погуляли по торговому центру. Наконец Пуся устала и повисла на мне:

– Хочу на ручки.

Я подняла ее и немного поносила на себе, а когда поставила на землю, Эльвина вдруг тоже заявила:

– Хочу на ручки.

Я усмехнулась, сочтя это милой шуткой, но та и не думала менять своего обычного каменного выражения лица.

– Хочу на ручки, – повторила она.

Я удивленно воззрилась на нее.

– Ты серьезно?