С Лубянки на фронт

— Ни один солидный шпионский спектакль не обходится без слабого пола. Женщины, говорят, так же упорны, как и податливы, они не следуют дурным советам — они их опережают, а поэтому только женщина может временно остановить время…

* * *

В предвоенные месяцы ожидавшие прихода на Украину немцев осмелели оуновцы. Не проходило и дня, чтобы где-то не фиксировались их проявления в виде обстрелов административных зданий — сельсоветов и правлений колхозов. Гибли под градом пуль и ударов топоров сотрудники милиции и активисты советской власти — хозяйственные, партийные и советские деятели. Расправлялись они и с простыми гражданами, устроившимися на работу при новой власти — советской. Дело дошло до того, что в начале июня сорок первого года они даже обстреляли само здание Управления НКВД по Черновицкой области…

Но военные контрразведчики не покорялись сложившейся обстановке, а продолжали напористо действовать в поисках тех, кто создавал угрозу безопасности Красной армии и государственному строю.

В ходе изучения одного из каналов утечки режимной информации в поле зрения военных контрразведчиков шестой армии попала официантка столовой штаба этого объединения Гелена Ягодзинская. Сначала «гарна дивчина» («красивая девушка». — Авт.) была женой польского жовнера (военнослужащего рядового состава. — Авт.), погибшего в 1939 году на польско-германском фронте, потом советского офицера-летчика, разбившегося в авиационной катастрофе во время учений в конце 1940 года.

Молодая, статная, не лишенная природной красоты женщина сводила с ума и молодых самцов, и убеленных сединами пожилых, у которых появлялась эта сама «седина в бороду, бес в ребро», когда под старость лет крыша едет. У мужчин так же наступает климакс, как и у женщин, где-то около пятидесяти лет. И они начинают бегать по молоденьким девочкам, пытаясь доказать свою состоятельность. При этом зарабатывают инфаркты и инсульты. Так было во все времена и у каждого народа. Закон физиологической жизни един для всех, его трудно обмануть.

Пригода обратил внимание на материалы агентурных сообщений. В них она фигурировала как дама, которая часто крутится вокруг сорокалетних с небольшим хвостиком «стариков», как правило, имеющих доступ к обобщенным секретам.

Первичный материал на Гелену дала ее коллега по столовому цеху официантка Марина, которая потом помогала органам военной контрразведки в качестве негласной помощницы под псевдонимом Яркая.

Материалы собирались в сигнал оперуполномоченным старшим лейтенантом Алексеем Лойко. Ягодзинская подозревалась в связях со вторым отделом Главного штаба польской армии — военной разведкой.

«Если ее зацепила до тридцать девятого года польская дефензива, — размышлял Алексей Кузьмич, — то она должна иметь возможность передавать собранную режимную информацию в центр через связника радисту. А вот какой центр — надо выяснить. Польского уже нет, а немецкий — он существует. Надо в этом ключе и работать. Выяснить ее связи, их характер, нет ли подозрительных среди ее воздыхателей из среды комсостава штаба армии».

В этом направлении и работал старший оперуполномоченный военной контрразведки шестой армии лейтенант ГБ А.К. Лойко, но начавшаяся внезапно война порушила планы чекиста. А потом обнаружилось и исчезновение самой Гелены Ягодзинской, которая появится несколько позже в поле зрения особистов Юго-Западного фронта.

* * *

Как уже отмечалось, летом и осенью 1941 года войска Юго-Западного фронта понесли большие, а на отдельных участках невосполнимые потери. Многие части побывали в окружении. И поскольку нужда в людях была огромной, в расположении войск фронта действовало несколько сборных пунктов для вышедших из окружения военнослужащих РККА. Здесь они проходили санобработку, получали обмундирование, оружие, распределялись по частям и отправлялись снова на передовую. На сборных пунктах работали сотрудники органов тыла, кадров, политуправления и Особого отдела…

Это было в первой половине декабря 1941 года.

На фронтовом сборном пункте в селе Пески Воронежской области к младшему лейтенанту госбезопасности Пивоварову обратился сержант Воропаев, вышедший из окружения из-под Харькова. Как выяснилось, он добровольно ушел на фронт, отслужив в начале тридцатых годов срочную службу. Храбро воевал, отличился в боях под Харьковом. Двое сослуживцев Воропаева подтвердили факт его геройского поступка — когда кончились горючее и боеприпасы, сержант подорвал свой танк и вместе с ними выходил из окружения. По дороге простудился и заболел воспалением легких. Дошло до того, что он, обессиленный недоеданием, большими психологической и физической нагрузками, стал терять сознание. Пришлось его оставить в небольшом селе Шаповаловка у колхозницы Анны Карловны Франько.

Но однажды ночью, с его слов, они с сожительницей услышали отчаянный лай собак, шум автомобильного мотора и немецкую речь. Потом последовал оглушенный стук в дверь. Анна вскочила с кровати и направилась в сени.

— Кто вы, что вам надо? — испуганно спросила хозяйка.

— Откройте, немецкая комендатура, — ответил женский голос.