С Лубянки на фронт

Незаконный приход к власти в Киеве в своей основе галичан бандеровского окраса поставил Украину на грань гибели, развязав гражданскую бойню на Донбассе, народ которого желал одного — говорить на родном им русском языке. Запретили — люди встали на защиту попранных прав. Киев организовал антитеррористическую операцию, в результате которой уже погибло более 10 000 ни в чем неповинного населения.

Люди на Украине все больше и больше трезвеют, понимая, что вина за развязанную гражданскую войну полностью лежит на «кровавом пастыре» Турчинове, президенте Порошенко и других дирижерах майдана-14, родившего и «небесную сотню», и «Одесский крематорий», и варварские обстрелы восставшего Донбаса.

Эти события точно отобразил поэт:

Я плачу, хоть плакать сегодня нельзя,
О вас — из родного Донбаса друзья.
На площади мысленно с вами стою
В сплоченном жестокой бедою строю.
Стоит за себя справедливость и честь.
И сердце, и разум, и мужество есть.
Противник Донбаса и подл, и жесток,
Но с вами — Большая Россия и Бог.
И ночью. И днем, и во сне, и без сна
Я вижу Донбасс. Там в Донбассе — весна.
Там чувств оскорбленных кипит кипяток,
Там бой принимает мой Юго-Восток!

Герои этой книги еще в то время понимали, что может ждать Украина от этих упырей.

Но вернемся в то время…

Оперативная обстановка вокруг шестой армии усложнялась с каждым днем. Наряду с борьбой против происков германских разведывательных органов военные контрразведчики вместе с политическими органами соединений шестой армии проводили активную идеологическую работу, направленную на разубеждение заблудших, получивших солидную дозу политического вредного облучения. Армейские чекисты помогали командованию путем профилактики «облученных», в том числе воинов, особенно сверхсрочников из числа местных жителей, устроившихся в воинские части старшинами, завскладами, экспедиторами и в другие тыловые подразделения. Армейским чекистам надо было воспитывать и свою агентуру из числа галицийцев.

Алексей Кузьмич Лойко, хорошо знавший историю страны, часто, когда возникал вопрос о русофобах, особенно в период польского хозяйничания на Украине, говорил колеблющимся примерно так:

— У нас есть больше оснований относить Тараса Григорьевича Шевченко к русофилам, в чем нас убеждают его многие записи в дневнике, которые он делал на русском языке, возвращаясь из ссылки. Так, 12 ноября 1857 года Шевченко, находясь в Нижнем Новгороде, записал:

«Мне здесь пока хорошо. Нижегородская аристократия принимает меня радушно и за работу платит, не торгуясь, 25 рублей серебром за портрет, нарисованный карандашом… А книгами и журналами по милости моих новых друзей вся комната завалена… Теперь мне только недостает столицы (Петербурга. — Авт.)»

А еще Тарас Шевченко очень сокрушался, когда узнал, что ему въезд в столицу пока не разрешен. В связи с этим появилась другая запись:

«Что же я теперь буду делать без моей Академии? Без моей возлюбленной акватинты? (разновидность офорта. — Авт.)»

Когда однажды негласный источник из числа украинцев из западноукраинских земель, которые боролись в том числе и с оружием в руках против полонизации, пытался выяснить причины появления русофобий у Кобзаря, Лойко легко парировал. Он прямо указывал, что русофобский настрой в зародившемся украинском национализме подогревали польские идеологи И. Лысяк-Рудницкий, И. Терлецкий, М. Чайковский, Ф. Духинский и другие.

Польские украинофилы идеализировали историю польско-украинских отношений, акцентировали внимание на противостояние России. Самые радикальные из них даже отрицали «славянство москалей» и обосновывали необходимость реанимации Речи Посполитой.

С Алексеем Кузьмичом трудно было спорить о тех истинах, которыми он располагал, — они были априорными, так как Украина без России, как и Россия без Украины не могли быть жизнеспособны в то время по определению. Он прекрасно понимал, что эти две территории связаны братскими узами, пролитой совместной кровью, многовековыми традициями и другими ментальными особенностями, поэтому мог свободно отстаивать свою правду в любой дискуссии, ибо она, эта правда, была истиной.