С.М.У.Т.А. (СИ)

- Елизар, надо медленнее идти, а проще вообще весь груз кинуть, кроме еды и оружия. Мертвякам вещи и котелки не нужны.

- То дело ты говоришь. Анисим уже стар, а идти ещё далеко. Да и лучше живыми дойти, чем со всем добром в лету кануть. Только надобно не просто всё сбросить, а хоть немного сховать. Лес рядом, спрячем.

Так они и сделали, сбросив лишнее под старую ель и забросав все ветками и лесным мусором. Выйдя обратно на дорогу, под светом звёзд и узкой луны они продолжили путь. До монастыря осталось совсем немного, когда их путь перегородила смутная тень.

Первым её заметил Вадим. Отец Анисим уже к этому времени почти висел на плечах Елизара, а тот был полностью занят тем, что нёс и его, и оружие. Вадим предупреждающе крикнул. Мертвяк на мгновение застыл, а потом резко устремился вперёд.

Елизар оттолкнул от себя отца Анисима, а сам схватился за саблю. Вадим действовал словно в тумане. Вспомнилась игра детства, когда они швыряли палки по пустым банкам, сбивая их с асфальта. В числе прочих вещей он нёс и топор отца Анисима.

Сил у него оставалось мало и поэтому он напряг оставшиеся и что было мочи швырнул топор, целясь в голову мертвяка. Топор, один раз прокрутившись, врезался в грудь мертвяка обухом, заставив его на мгновение отклониться от основной цели. Этого мгновения хватило Елизару, чтобы разрубить монстра пополам. Второй удар раскроил череп мертвяку, и всё было кончено.

- Сколько же их ещё по лесу бродит, - проговорил отец Анисим.

- А Бог его знает! – отозвался кузнец. – Но если ещё есть, то, боюсь, мы сегодня не отобьёмся и не дойдём до Пустыни.

- Дойдём, - отозвался на это Вадим. – Он один был.

- Почём знаешь? – осведомился кузнец.

- Они либо по одному ходят, либо сразу группой. Если вышел один, а других нет, значит всё.

- А вдруг ещё один выйдет, но токмо дальше? – спросил Анисим.

- Ну, выйдет и выйдет, убьём и дальше пойдём, - равнодушно отозвался Вадим.

- Второй раз ты жизнь нам спас, отрок. Зачем вернулся? - тут же спросил кузнец.

- Не знаю, не смог уйти. Всё равно пропадать, так уж лучше вместе.

- Не перестаю тебе удивляться, Вадим. Ладно, нам бы дойти.

- Дойдём, - отозвался Вадим, и они продолжили свой путь.

К воротам Пустыни они вышли аккурат к полуночи. Мгла застила неверный блеск узкого серпа ночного странника. И лишь только тусклый отсвет многочисленных звёзд освещал их путь, пугая население Пустыни.

Глава 11 Пустынь.

Как их запустили в ворота Пустыни, как он добрался до полатей, Вадим не помнил. Всё делалось им почти автоматически. Он снимал с себя груз, помогал довести отца Анисима, слушал ободряющие слова. Куда-то шёл, что-то делал.

Потом он вспомнил, что его отвели в баню и, сорвав одежду, помогли помыться, заодно проверив тело на наличие царапин и укусов. Ничего не найдя и не стесняясь его наготы, пожилая монахиня помогла ему одеться и осторожно довела до трапезной.

Чарка хмельного мёда да давно остывшая каша с мясом насытили его. Хмель ударил в голову, хоть мёд крепким и не казался. Лёжа уже на полатях, Вадим никак не мог заснуть и ещё долго лежал в каком-то странном полусне. События прошедшего дня мелькали у него перед глазами в поистине дьявольском калейдоскопе.

Мерзкие рожи мертвяков злобно скалились и пытались дотянуться до него, чудились разбитые черепа, отрубленные руки и ноги. И всё это шевелилось и пыталось подползти и напасть. Злобный хохот, не иначе как дьявола, стоял в ушах Вадима. Потом перед глазами всплыл послушник, которого он убил, и кровь, ярко-красная кровь. Вадим замычал в страшной тоске, пытаясь отделаться от этого наваждения.

- Спокойно, мальчик, спокойно! – прохладная женская ладонь опустилась ему на лоб, успокаивая. На краю сознания он услышал, как пожилая монахиня стала громко читать молитву изгнания злого духа. Он не просыпался, но, вслушиваясь в её мелодичный успокаивающий голос, чувствовал, что боль, телесная и моральная, стали оставлять его.

Женский голос то затихал, то вновь становился громче, убирая с сердца Вадима грех и страдания. Постепенно голос слился в один звуковой фон, который убаюкивал, облегчал боль и успокаивал зверя ненависти, разбуженного случайно. Вадим метался на топчане всё меньше и меньше, пока его лицо, обильно покрытое потом, не расслабилось.

А монахиня всё читала и читала молитву, держа руку на лбу отрока. Она чувствовала его боль и, как могла, старалась убрать её. Наконец отрок затих. Монахиня сняла руку с его лба, но продолжала ещё какое-то время читать молитвы. Слабый огонёк свечи освещал первые морщины на белом челе отрока.

- Совсем ещё юный и какой-то беззащитный, - думала монахиня.

Когда-то и она была такой, но жизнь прожить - это не реку перейти. Всё было у неё: и молодость, и красота, и любимый, всё было и всё прошло, да быльем поросло. Она вздохнула, чего уж теперь… Она нашла свой покой здесь, и сегодня ей нужно вовремя предупредить настоятеля о плохом или уведомить его поутру о хорошем.