С мешком за смертью

Зашли к крупчатнику, где Глафира Петровна одевала, приглаживала и причесывала Аню; в новом синем платье, перешитом из старой юбки, с алой ленточкой в волосах, девочка с виду покорной куклой стояла перед зеркалом и глазами, смеясь, показывала Марку на Глафиру Петровну: та сидела на полу по-турецки в отчаянии — морщит и ведет подол платья, а ведь гладила паровым утюгом.

Бакшеев сидел тут же на стуле, уставив меж колен винтовку, и шутил, дымя трубкой:

— Наряжай невесту. У нас есть там женишки-то. Слыхал, Марк, сестрица-то милосердная здеся остается!..

— Нет, она с нами поедет на Мурман, — сказал Марк и с тревогой взглянул Ане в глаза; она свои отвела в сторону. За нее ответила Глафира Петровна:

— Чего она там у вас не видала. Сами с голоду дохнете.

— Прокормишь невесту-то, Марк? — спросил Бакшеев.

— Я ей свой паек отдам, — сказал Марк и увидал, что Аня сердито нахмурилась и отвернулась.

— Правильно! А сам что есть будешь? — продолжал спрашивать мужик.

— А сам буду рыбу ловить…

— Да, — подмигнул Бакшееву отец Марка, — по нем там один лосось и до сей поры плачет…

Марк вспомнил опять живо шум падуна и серебристых рыб — наперекор всему вверх по реке, и лосося — едва его не утащил в порог…

Марк упрямо насупился и смолк…

В тарантас сели Бакшеев и Граев:

— А где же оружие твое? — спросил мужик.

— Чай, я не к обормоту в гости еду, а к дружку. Уж ты заступишься за меня, — ответил рабочий.

— Правильно.

Марка и Аню усадили на козлы. Старик потеснился вправо и сидел теперь на козлах одной половинкой; левой ногой он уперся в передок, а правой помахивал в воздухе.

— Трогай, отец!

Лошади побежали опушкой, лесом, полем.

— «Смерть врагам», — прочел вслух на мешке Марка Бакшеев. — Кабы каждый раз знать: враг или друг? А то, ведь, убили-то давеча, ведь мой дружок, и хороший был мужик — башковатый…

У Граева с Бакшеевым начался степенный разговор, а Марк спрашивал потихоньку Аню:

— Ты чего давеча рассердилась? Это верно, ты останешься?

— Очень мне, ты думаешь, нужен твой паек. Что я у тебя на содержании буду? Я своим трудом решила жить. За вторую ступень подготовлюсь и поступлю на медицинский.

— Я пошутил. Мы вместе будем рыбу ловить. Рыбы у нас несосветимое количество!..

И Марк стал рассказывать Ане о гремучих падунах, круглых камнях с целые дома: висят они над обрывами черных скал, касаясь в роде яйца одной лишь пяткой, и если раскачать, то долго будет камень переваливаться с боку на бок и никогда не упадет вниз; он говорил ей о саженных серебряных рыбах, которые прыгают в воздух выше вот этой сосны…

Аня слушала про эти чудеса, а перед их глазами плыли другие чудеса: дорога все время шла краем бора, то вбегая в лес, то выбегая на опушку или в поле. По небу под снежными грудами облаков, купаясь в синеве, плавали коршуны. И куда ни достигал глаз — стояли на желтых жнивах ряды суслонов и ометы хлеба. Вдали холмилась синяя земля, кое-где блистали над белыми колокольнями кресты…

Старик, приклонив ухо к тихому говору Марка, тоже слушал, помахивая погонялкой над хвостами бойких лошаденок. Сначала он молчал и только, усмехаясь, покачивал головой — видимое дело «заливает» парнишка — статочное ли это дело: камень — с дом, рыба, скачущая кобылкой, ночь — в полгода, сияние молнии зимой без грома и занавеса золотая от неба до земли, — всполохи[97]. Потом и сам старик стал показывать кнутовищем на чудеса. В бору по темному, глубокому оврагу, поросшему кудрявым орешником, куда долго осторожно спускался тарантас, играл гремучий ключ:

— Кувака, — говорил старик, — громовый ключ. Про Сабана-богатыря слыхали? Он тут с Ильей пророком бился и пустил стрелу, да мимо: упала в землю и ударила кувака…

— А это вон, гляди, гора — массыя там чортовых пальцев — нечистые в аду забунтовали и хотели выдраться на волю, приподняли руками землю и полезли в щель. А Илья как прыгнул с неба, сел и придавил их, так лапки их тут и остались.

— А это вон наше село. А это дом мово сынка. Сзади-то сидит. Бакшеев. Это мой сынок…

Аня слушала левым ухом Марка, правым старика и боялась в чудесах заблудиться — думала про себя: ехать или оставаться.

Тарантас быстро покатился под горку, через высокую гать к селу, окруженному редкими, темными до синевы столетними дубами…

XXIX. Росстань [98] .

Ребятишки бежали за тарантасом Бакшеева с криками:

— Адамова голова! Адамова голова!

И Марк, понимая, что это относится к его котомке, неловко поеживался.

Тарантас остановился перед крыльцом нового янтарно-желтого дома. На крылечке стояла с мальчиком лет трех на руках рослая баба в пышном и длинном гарусном платье, в его сборки прятала лицо девчонка лет пяти, в желтом платьице с черными кружевами…

— Вот и вся моя фамилия. Супруга моя — Мария Степановна. Дочь — Дунька. Наследник — Степка. Прошу, гости дорогие…

И Мария Степановна повторила, кланяясь:

— Прошу, гости дорогие!